Измена. Я только твоя. Лирическое начало
Шрифт:
– Не знаю. А ты?
Понимая при этом, что Ника не терпит подобных намёков. Об их с Женькой «парности» было нельзя рассуждать в перспективе. Настолько они были разными! И каждый другого терпел.
– Прикинь, - удивлялась она, когда мы меняли «спецовки» в подсобке, и юбкам взамен надевали любимые джинсы, - И он говорит мне, так ласково, сладенько: «Никуль, а может быть, ты отсосёшь?».
Я покраснела. Манера Ники вот так, без зазрения совести, выставлять напоказ свои «грязные трусики», меня забавляла.
– А ты?
Ника
– Ну а я говорю: «Заслужи».
– Например? – уточнила я.
– Ну, сделай мне куни! – продолжила Ника.
И в этот момент Сашка-бармен засёк нас с поличным. Он встал, ошарашено глядя с одной на другую. Какое-то время молчал, а потом протянул умоляюще:
– Ну, сделай, а?
– Фу! – я скривилась.
А Ника нырнула за ширму.
– Стучаться надо, вообще-то! – пояснила она.
Сашка провёл языком по губам. Те у него и так всегда были влажными.
– Тогда бы я не увидел твоих сисек, - сказал он с улыбочкой.
– Ты их и так не увидел, - ответила Ника.
А я рассмеялась. Сама умудрилась одеться. И Сашка ушёл восвояси, поняв, что остался ни с чем.
Глава 14. Витя
Ребята у нас в автосервисе были что надо. Как правило, дядьки серьёзные, вроде отца. Были и молодые. Но всё равно старше меня. Я-то здесь зависал с малолетства. И давно для себя всё решил. Стану мастером! Точно хирург, только для иномарок.
Нет, российский «машпром» здесь бывал, но его разбирали по винтикам резво. Я хотел изучать всё, что есть под капотом. Как истинный доктор, уметь излечить что угодно. От банального «что-то не так» до «п*здец, моя тачка не едет».
Мужики не скупились на фразы. Снабжали привычную речь матерком. Причём, мат был отборный! Этажа на четыре, на пять. Я подсел. Но с тобой никогда не палился! Мужики, как один, замолкали при виде тебя. Ты ведь знала своё преимущество? И куражилась им, как могла. Иногда приходила к нам в сервис, вроде как повидаться со мной. А по факту снискать обожание «низших по рангу».
Даже дядь Паша, заправский шофёр, матершинник, каких поискать, забывал свой «французский» и пытался сойти за культурного.
– А что это за штуковина? – брала ты какой-нибудь ключ. В твоих нежных ручках любой представлялся огромным.
Кто-нибудь из мужиков начинал объяснять и показывать в деле «штуковину». Шуточки, вроде: «А мой инструмент посерьёзнее», я пресекал на корню.
– Наш Витька влюбился! – смеялся дядь Паша, и ерошил мне волосы, как пацану.
Друзья называли меня Харитон, а коллеги по-взрослому – Харитоныч.
И твоё сексуальное «Витенька» было совсем неуместно в пропахшем солярой и пылью рабочем сарае.
– Кисунь, подожди меня в офисе. Кофе попей, - я пытался тебя увести, с глаз долой. Ведь Виталик «настраивал фокус». А как не настраивать? Целый день видишь только железо, а тут… изумительный нежный цветок.
Ты уходила, но возвращалась назад уже с чашечкой кофе.
– А что это? – нюхала масло и фыркала, точно мышь, окунувшая нос в кипяток.
– Я велел тебе не выходить, - огрызался я резко, увидев Виталикин взгляд.
– Тогда я пошла! – заявляла ты. И, простившись со всеми, выходила в открытую дверь.
Я пару мгновений держался, пытался остыть. А потом выбегал за тобой! Как-то раз ты меня обыграла. Прижалась к стене и ждала, когда я отыщу. Я испугался тогда не на шутку! На улице было темно. Я бегал вокруг автосервиса, громко кричал. Так, что дворовые псы подхватили.
– Ань! Аня! Анют! – надрывался, пока не осип окончательно.
А ты, пока я исходил на говно, преспокойно вернулась назад и уселась на стопочку шин в уголочке. Я вошёл в тот момент, когда ты ворковала с Виталей. Он был старше меня на пять лет. Был женат. И в семье ожидалась прибавка.
Я ничего не сказал. Я ушёл. Схватив свою куртку и бросив разобранный короб Нисана. Теперь уже ты устремилась за мной, непрерывно крича моё имя:
– Вить! Подожди меня! Витя!
Я был дико взбешён. Мне хотелось ударить тебя. Потому и сбежал. От греха.
– Вить! – ты догнала меня, - Ты обиделся?
Я молчал до тех пор, пока ты не схватила меня за рукав.
– Виталик женат! У него скоро будет ребёнок. Но он изменяет жене с вот такими, как ты, - процедил я сквозь зубы.
Тема измен после отцовских секретов была для меня как та самая красная тряпка. Я презирал тех, кто делает так! И отца в том числе. Хотя, не решись он на это, то я бы, скорее всего, не родился на свет.
– Какими такими? – вспыхнула ты.
Я замер, взглянул тебе прямо в глаза:
– Такими доступными.
Ты отшатнулась:
– Доступными? Что это значит?
– То и значит, - я сжал кулаки.
Ты задышала, ища оправданий:
– Да я даже ни с кем не знакомлюсь уже!
– Неужели? – поддел я с издёвкой.
Дело в том, что один только взгляд из-под длинных ресниц, движение губ… рассыпало мурашки по телу. Каждый мужчина, что видел тебя, начинал ощущать себя рыцарем. Каждый думал, что это ему предназначен твой смех, твои робкие взгляды, румянец. Ты просто была вертихвосткой до мозга костей! И твоей вины в этом не было. Одним своим вздохом давала надежду. Одним своим словом могла отобрать.
– Ань? – я растаял, размяк, как кисель, поняв, что ты плачешь.
Ещё один фокус, твой самый успешный приём. Твои слёзы! Всегда вызывали потребность обнять и простить тебе всё наперёд.
– Не делай так больше, - шептала сквозь всхлипы.
И я, ощущая себя виноватым, пытался понять, в чём вина.
– Как? – произнёс, прижимая к себе.
– Не бросай меня, - вздрогнула ты и прижалась так сильно, что в груди защемило от чувств.
– Ты что? Ну, ты что? Никогда, - я стал тебя гладить, ласкать, целовать твои влажные щёки.