Измененный
Шрифт:
— Так ты хочешь и меня убить?
— Н-да, на самом деле это вопрос. — Кассандра покачала пистолет на пальце. — Изначально предполагалось, что тебя обнаружат здесь: самоубийство по всем признакам, в приступе раскаяния из-за того, что ты натворил. Баркли потом завез бы пистолет, тот, который ты «купил» и «применил» у себя дома. После всего, что случилось сегодня на Серкле, тебя найдут только дня через два, к тому времени Уорнер уже скончается от… неестественных причин.
— Но зачем?
— След должен обрываться здесь.
— То есть предполагается, что все это сделал я? Убил Каррен, Эмили, Холлама? Оставил Уорнера умирать?
— Звучит странно, — согласилась она. — Но поступки сумасшедших
— Что? Да я туда несколько дней не заходил.
— Верно. Ты был слишком занят. Но все-таки успел за последние двое суток настрочить немало разной ерунды. О том, как мисс Уайт плела против тебя интриги. Как твой тайный друг, мистер Уорнер, давным-давно подкинул тебе пару идей, как можно проучить бабу. И как ты в итоге понял, что вполне можешь обходиться и без его советов и в состоянии сам отомстить своей чопорной коллеге. Конечно, глупо с твоей стороны размещать фотографии Каррен в таком виде, но люди в приступе помешательства и не должны вести себя разумно.
— Никто не поверит в то, что это был я.
— На самом деле поверят. Люди поверят во все, что кажется достаточно ярким, — все мы вечно ждем чуда подобного рода. Кроме того, я слышала, ты в больнице разыграл настоящего психа. Это тоже будет весьма кстати.
— А Ник… на чьей стороне играет он?
— Ник? Понятия не имею.
— Должна иметь. Ты должна знать.
— Нет, правда не знаю. Как интересно.
— Он… это тот парень, который пытался ухаживать за моей женой. Который был с ней, когда она выпила вино, предназначавшееся для Томпсонов.
— Нет, я не знаю. Боюсь, это персонаж из реальной жизни. Иногда трудно отличить.
— Но… кто ты такая? Откуда ты взялась?
— Оттуда. Из мира.
— И ты просто сделаешь со мной такое и пойдешь дальше?
— Так уж устроена жизнь, извини. На самом деле не такой уж ты тупой — во всяком случае, не безнадежный. Ты просто был изменен. Я имею в виду, не старичками из клуба, а самой жизнью. Это происходит со всеми. Сначала ты идешь по открытой дороге, но потом по бокам начинают расти стены, день за днем, год за годом. Для того, кем ты себя считал, места нет, поэтому ты становишься кем-то другим. Ты связан. Ты распят повседневностью и с каждой минутой становишься все меньше и меньше, пока не умрешь. Сопротивляться? Это трудно. Оставаться таким, какой ты есть, — вот единственный ценный дар. Я им обладаю. Ты — нет.
— Но…
— Нет, друг мой, хватит разговоров. Ты вообще собираешься бежать или как? Я бы на твоем месте бежала, потому что мое предложение не входит ни в чей сценарий, кроме моего личного. Это, если хочешь, чит-код. Потайная боковая дверца. Кто знает, что ты обнаружишь по другую сторону?
— Ты хочешь… отпустить меня?
— Потому-то балконная дверь и открыта, ты, тупица.
Я оглянулся на дверь, но так и не понял, чего она добивается.
— Возможно, тебе удастся проскочить мимо меня, — пояснила она терпеливо. — И ты проскользнешь в боковую дверцу до того, как я успею прицелиться, и скрыться в ночи.
— Но… зачем ты так делаешь?
— Зачем люди что-то делают? — Кассандра улыбнулась широкой, открытой улыбкой, на мгновенье став похожей на ту девчонку, которая целую вечность назад принесла мне в жаркий день замороженный йогурт с маскарпоне. — Чтобы посмотреть, что будет дальше. Моя работа заключалась в том, чтобы уладить дело Уорнера и обеспечить необходимые и желательные ответвления сюжета. Но что касается лично тебя… на этот счет у меня нет указаний. Мне кажется, будет забавно посмотреть, что из этого получится. Никто не поверит ни единому сказанному тобой слову. На любую тему. Ну а если вдруг все-таки начнут вникать… Тогда, наверное, я просто вернусь и разыщу тебя. Верно? Так что же сделать? Пристрелить тебя сейчас или позже? Это твоя игра. Ты и выбирай.
Я вышел на балкон. Перелез через перила, ожидая в любую секунду ощутить удар и умереть. Спрыгнул в траву, тяжело приземлился, завалившись набок. Поднялся.
Кэсс стояла на балконе, глядя на меня.
— Я считаю до ста, мистер Мур, — сказала она. — Беги, прячься.
Машина стояла на прежнем месте. Я открыл водительскую дверцу. Стеф поглядела на меня широко раскрытыми глазами.
— Как Каррен?
— С ней все отлично.
Стефани перебралась на пассажирское место. Я сел, завел машину нетрясущимися руками и поехал прочь.
Глава 52
Я долго ехал без остановок, пока выезжал на побережье, и, пока мы двигались вдоль берега на север, непрерывно говорил. Пытался пересказать все, что случилось со мной за последние дни, хотя бы перечислить, но постоянно путался, пытаясь попутно понять, кто именно стоял за тем или иным событием и почему. Мыслить ясно не получалось. Я давно уже не ел. И был измучен. У меня на глазах одни люди убивали других, я видел, что происходило с ними потом, так и не понимая причин. Сначала Стеф пыталась задавать вопросы, хотя и нечасто, и в ее голосе все отчетливее угадывалась усталость. Потом она замолчала, и я просто рассказывал, пытаясь выстроить все в логическую цепочку, признательный ей за то, что она дает мне такую возможность, и за то, что она просто сидит рядом со мной. Иногда только это и требуется от ваших любимых людей. Чтобы они просто не перебивали, а давали вашим мыслям литься свободно и старались понять. Прошло много времени — в Южной Каролине я остановился среди ночи, чтобы заправиться, — прежде чем я понял, что Стеф спит.
Заправившись, я сел в машину, накрыл Стеф одеялом и снова поехал, говоря с самим собой. Я ехал всю ночь, забираясь все глубже в леса Кентукки, пытаясь припомнить, когда мы делали что-то подобное в последний раз. Просто ехали куда-нибудь вместе, не придерживаясь никакого графика, никакого пятилетнего плана. В мире без стен. Понемногу небо начало светлеть, и лес по обеим сторонам дороги перестал быть сплошной темной массой. Мне хотелось вывести из этого какую-то метафору, но я так устал, что уже был не в состоянии связно мыслить. К этому времени я замолчал, радуясь тому, что просто еду, а Стеф спит рядом.
Сколько бы я ни рассуждал о последних пяти днях, конечный вывод оставался неизменным. Мы лишились абсолютно всего. Некоторые попытаются во многом меня обвинить; по крайней мере, один полицейский поможет им в этом и предоставит все необходимые улики. Значит, все потеряно, все, кроме нас двоих. Мы десятилетиями копили багаж, приобретали, выискивали, выстраивали жизнь, слой за слоем, пока вся эта наносная чепуха не разделила нас, и теперь мы вернулись к прежнему состоянию — нас в мире двое, и у нас ничего нет. Самое странное, что от этого осознания мне стало как-то хорошо. Как будто именно этого я всегда и хотел — вернуться к пониманию того, кто я на самом деле и кем хотел стать. Ты делаешь один шаг за другим, произносишь одно слово за другим, и в тот момент это имеет смысл, а потом в один прекрасный день ты озираешься по сторонам и понимаешь, что заблудился в будущем, которого не понимаешь, в месте, куда ты никогда не хотел бы попасть и которого не узнаешь. Вот что случилось с нами, случилось главным образом со мной. Просыпаешься утром, смотришь в зеркало и понимаешь, что оттуда на тебя глядит незнакомец, чистишь зубы и улыбаешься ему, а когда выходишь из ванной, в зеркале не остается отражения, потому что ты сам и есть этот чужак.