Изменщик
Шрифт:
— Лена… — он сделал шаг ко мне, пошатнулся и мотнул головой, словно в забытьи. — Лена. Что ты творишь? Что ты творишь, Лена?! — Голос взметнулся над школьным двором, Алиска обернулась к нам.
— Ты сам виноват! — Сказала я громче. — Сам, Миша! Сам! Я любила тебя, а ты все разрушил, идиот!
— Лена…
Дрожащими руками Миша стер с лица пот.
Я впервые видела его настолько разбитым и сломленным.
От бешеной ярости он вдруг перешел к полному отчаянию, и это было страшнее ярости во много раз.
— Не делай этого,
Запекшиеся губы еле шевелились.
— Что, стоило оно того? — Горько спросила я. — А, Миш? Что тебе твоя Наташа давала? Что тебе давали все твои любовницы? В жопу? Или оральные ласки умели? Не отказывали никогда, как я, когда уставала, а? Ответь мне, Миша!!!
Я стиснула кулаки, тяжело дыша. Моя обида сейчас кипела во мне и готова была выплеснуться яростной волной. Да к черту эту любовь, кто ее видел! Но у нас была такая отличная семья, такая крепкая, такая надежная. Чудесные дети! Дом — полная чаша! Мы надышаться друг на друга не могли. Что ему оказалось не так?!
— Что там было в них такого, что для тебя стоило пятнадцати лет нашей любви, Миша?! Наших детей что-нибудь стоило? Меня?! Что?
Он опустил голову, как нашкодивший мальчишка, а я приближалась, нависая над ним и сжимая кулаки, как будто бы мне под силу измутузить его, избить до смерти, чтобы он хотя бы отдаленно почувствовал то, что чувствую я!
Хриплое дыхание вырывалось из его губ, которые я так любила целовать, а теперь мне было даже противно на них смотреть, зная, что он делал ими со своими прошмандовками!
— Ничего… — тихо сказал Миша, глядя под ноги. — Ничего не стоило тебя.
Его ноги подогнулись и он с размаху ударился колениями о мраморные ступени школьного крыльца. Так, что я ойкнула, но тут же одумалась. Мне больнее! Мое сердце болит гораздо сильнее, чем его забытая гордость.
— Надеюсь, теперь ты это понял в полной мере, — сказала я негромко. Повернула руку с кольцом, любуясь им. Теперь это был не символ долгой любви Димы ко мне, это был символ моей свободы и освобождения. Символ того, что я — сокровище, которое нельзя потерять, погнавшись за мимолетным.
— Понял, — кивнул Миша. — Осознал полностью.
Он поднял голову, глядя на меня с надеждой, а я усмехнулась от всей глубины своей изболевшейся души и выдохнула:
— А поздно! Поздно, Миша! ПОЗДНО! Я выйду замуж за другого! И ты всю свою оставшуюся жизнь будешь жалеть о том, что натворил! Понял?!
Я шагнула к нему, едва удерживаясь в своей ярости, чтобы не пнуть кончиком туфли его в пах, сгребла в пятерню его слегка отросшие волосы и сжав со всей силы, запрокинула его голову вверх.
Тяжело дыша, как загнанная лошадь и щуря глаза, я смотрела в его лицо. Из уголка его глаза скатилась слезинка, но я только хмыкнула.
— Я сдохну, Лен. Реально сдохну… — проговорил он.
Я оттолкнула его от себя, но он тут же поднялся, протягивая умоляющие руки ко мне.
— Туда тебе и дорога! —
Я выдохнула и впервые за последнее время почувствовала что-то освобождающее в груди. Словно тяжелая плита, легшая на мою грудь, когда я увидела то сообщение ВК, почему-то приподнялась, давая мне вздохнуть полной грудью.
Раньше моим воздухом была наша любовь, наша семья. Но когда мой муж отнял у меня дыхание, я ждала единственного шанса вернуть его себе.
И вот наконец это произошло. Он сломался.
Я даже не ожидала, что его сломит такая мелочь. Неужели он реально считал меня настолько своей собственностью, был настолько уверен, что я никуда от него не денусь, что даже не допускал мысли, что кто-то может считать меня достойной?
Вот в этом проблема Миши. Он нарисовал себе картину мира, в которой все было не так, как в реальности, и теперь вынужден за это расплачиваться.
— Алис…
— Я все поняла, мам, — сказала она, подхватывая меня за руку. И у меня, ей-богу, не было сил выяснять, что именно она поняла.
— Тогда идем…
Реванш
— Постой.
Убитый голос не может остановить меня. С каждым шагом все дальше от Миши я понимаю, что обрываю все, что нас связывает нить за нитью.
В моем сердце не осталось к нему ни жалости, ни любви. Он был для меня героем, моим принцем, самым главным человеком в моей жизни, но за последние дни натворил столько всего, что я просто устала его любить и понимать.
Теперь от него можно только уйти.
— Лена… Постой.
Я не останавливаюсь, зато останавливается Алиса. И тянет меня за руку.
— Мам… Это ведь папа, — говорит она. — Это не игра.
Это никогда не было игрой, хочется мне сказать моей милой дочери. С самого начала это было ужасно всерьез. Все понимали это, кроме твоего папы, и непонятно, почему до него дошло только сейчас. Мы уйдем от него навсегда, моя малышка.
Пусть он страдает сколько угодно. Когда страдала я, ему было все равно.
— Ма-а-а-а-ам! — Она тормозит об асфальт и вынуждает меня остановиться. Я спиной чувствую вспыхнувшую во взгляде Миши надежду.
Я не хочу ее давать, но у нас общий ребенок.
— Лена, — повторяет Миша, и мне хочется крикнуть, чтобы он не смел трепать мое имя всуе, не смел вообще произность это слово своим грязным ртом! Но я не хочу вступать с ним в переговоры вообще. Как жаль, что мы не всегда делаем то, что хотим.