Изменяя правила
Шрифт:
Я слушаю его восторженно. С гордостью.
— Если что-то действительно правильно, это не заставляет чувствовать себя плохо. Это даёт мужество смотреть в лицо миру и всем, кто пытается сказать тебе, что ты не права.
Его слова поражают меня до глубины души.
Потому что Брайан прав.
Держаться подальше от Джуна — не самое правильное решение. Будь это так, я бы не чувствовала всю эту боль прямо здесь. В центре груди.
И всё же что-то удерживает меня от возвращения к нему.
Возможно, страх.
— Ты должна поговорить, — настаивает
Я встаю, пресекая всё, что он пытается мне сказать. Он самый умный ребёнок из всех, кого знаю, но он всё ещё ребёнок. Он не представляет, сколько тьмы таится внутри мужчины, которым он так восхищается, и как сильно изменятся наши жизни, если мы решим отдать их в его руки.
Подаю сыну жареные яйца и направляюсь в ванную.
— Я собираюсь принять душ. Меньше чем через два часа приедет машина, чтобы отвезти нас на свадьбу Рулза. — Я поворачиваюсь к нему и смотрю назидательно. — Мне бы хотелось, чтобы мы оба были вовремя.
Брайан улыбается мне.
— Мы будем, и он тоже.
Я сжимаю пальцы на дверном косяке.
— Он не подтвердил своё присутствие.
— Он будет там, — настаивает сын. — Но не ради Рулза. Джун придёт ради тебя.
Глава 30
Джун
Глория улыбается. Она одета в элегантное голубое платье, которое оставило плечи и ноги обнажёнными. Как только Глория видит Джейка, сразу бежит к нему и крепко обнимает. К счастью для него, он не отвечает на объятия. Джейк просто принимает их, пока к ним не подходит его жена и не просит подержать новорождённого.
Глория берёт малыша на руки. Она принимает его в свои объятия с необычайной нежностью, говорит с ним ласковым голосом, покачиваясь на каблуках, будто это самая естественная вещь в мире.
Странно видеть её с младенцем на руках.
Но и правильно.
Глория создана для того, чтобы быть матерью. Любить и быть любимой. Легко представить её с ребёнком, прижатым к груди, пока другой малыш спит рядом с ней, а она улыбается мужчине, с которым их растит. Труднее всего смириться с тем, что я могу не быть этим мужчиной. Не так. Им не должен быть я.
Раздражённый собственными мыслями, я подхожу к Рулзу. Он стоит в стороне от собравшихся и потягивает дорогой бурбон рядом с огромным, празднично накрытым столом.
Рулз пригласил на свою свадьбу не более двадцати человек, но тем не менее — средств не пожалел. Сад украшен вазами чувственных форм. Куда бы я ни повернулся, вижу живые цветы, танцующие вуали и фонарики. Я слышал, как журналисты предлагали умопомрачительные суммы, чтобы присутствовать на этом событии, но Рулз хотел видеть только свою мать и самых близких друзей. Джиллиан будет свидетельницей у своей сестры, а Джейк — у него. В этот прекрасный солнечный день есть только одно пятно, и это я.
Профессиональный убийца.
Оябун одной из старейших семей Сиэтла.
Рулзу не следовало приглашать меня.
Я со вздохом сажусь напротив него.
— Предложи мне выпить.
— Что ты предпочитаешь?
Я пожимаю плечами.
— Всё что угодно, лишь бы крепкое.
Он выбирает выдержанный виски и протягивает мне стакан. У Рулза отличный вкус в спиртных напитках, а также в женщинах. Меня не удивляет ни то, что он снова взял Глорию под своё крыло, ни то, что теперь он пялится на неё. И всё же это меня беспокоит.
— И правда, удивительная, не так ли?
С бокалом в руках он кивает на Глорию. Я бросаю на неё мимолётный взгляд, а затем возвращаюсь к своему виски. «Удивительная» — не первое слово, которое пришло бы мне на ум, чтобы описать её, но и не последнее.
Рулз ставит локти на барную стойку, потягивая свой напиток.
— Видеть, как она смеётся, пока держит сына Джейка на руках, и не подумаешь, что Глория разрушена.
— Разрушена? — Едва заметно усмехаюсь, опустошая свой стакан. — Ты, должно быть, путаешь её с кем-то другим. Эта женщина чувствует себя лучше, чем мы с тобой вместе взятые.
Рулз наливает мне ещё виски.
— Я когда-нибудь рассказывал тебе о своём отце?
Я смотрю на него в замешательстве. — А при чём тут твой отец?
— Он умер, когда мне было восемнадцать. Когда мне сказали, что он покончил с собой, мой мир рухнул. — Рулз вздыхает, но затем продолжает. — Глория тоже была разбита, когда сбежала от тебя, но хочешь кое-что узнать?
Нет. Не хочу. И всё же я слушаю его.
— У меня не получилось восстановить её.
— Может, и нечего было восстанавливать. Может быть…
Я замираю, когда Глория поворачивается ко мне и улыбается. Правда срывается с моих губ прежде, чем я успеваю остановить слова.
— Может, она идеальна такая, какая есть.
Идеальна для меня.
Настолько яркая, что освещает мою тьму, но и достаточно сильная, чтобы быть рядом со мной, поддерживать меня и выдерживать кровь, которой я продолжаю пачкать руки.
Я сжимаю стакан.
На мгновение — крошечное, драгоценное мгновение, — я позволяю себе представить, как бы всё прошло между нами, если бы мы встретились при других обстоятельствах. Если бы я не был убийцей Иноуэ, а она не была бы чужестранкой, предавшей нас. Если бы это были только мы.
Две стрекозы, танцующие посреди бури.
Сильное чувство пронзает мою грудь, перекрывая дыхание. Я пью новую порцию виски. Ставлю стакан на стол и встаю. Рулз наблюдает за мной с лёгкой улыбкой на губах. Он ничего не говорит и не пытается меня остановить, когда я поворачиваюсь к нему спиной и ухожу.
Рулз знает, что я всё понял.
Я захожу в сад так далеко, как только могу, пока не оставляю вечеринку позади себя. Прикуриваю сигарету. Вдалеке слышны ноты свадебного марша. Гости шумят; должно быть, уже вышла Шэрон.