Изменяя правила

Люкс Сагара

Слышу, как его шаги стучат по полу, становясь всё более и более отдалёнными. Хотелось бы, чтобы это было не так, но у меня нет выбора. Я беру катану, что висит в спальне, и следую за ним на улицу.

Небо серое, тяжёлое.

Воздух странный. Морозный.

Я всегда глубоко уважал Синдзо.

И никогда не думал, что мне придётся встретиться с ним лицом к лицу, и я сделаю это, чтобы скрыть ложь. Мне стыдно за себя, но я не отступаю. Я смотрю, как он снимает куртку и берёт катану. Я достаю свою.

Мы кланяемся друг другу, а затем

скрещиваем клинки. Синдзо сразу же переходит в атаку. Трудно защищаться от его ярости, но я не могу позволить себе слабость. Если проиграю это противостояние и выяснится, что я солгал, это будет конец не только для меня, но и для Глории.

Дождь поёт, скользя по нашим клинкам.

Всё больше людей собирается, чтобы посмотреть на поединок.

Одни подбадривают меня, другие молчат.

Некоторые кричат, когда Синдзо удаётся пробить мою защиту и ранить меня. Рукав моей рубашки становится красным. Но я не теряю самообладания, наоборот. Я делаю глубокий вдох и атакую его в ответ. Синдзо удаётся снова задеть меня, на этот раз бок. Меньше недели назад Глория стреляла в меня. Мои движения всё ещё замедлены, но Синдзо это не волнует. Он снова атакует, без устали. Мне ничего не остаётся, как отбиваться и выкладываться по полной.

Наши клинки сталкиваются. Их шум настолько оглушителен, что перекрывает шум дождя. Я защищаюсь, делаю выпады.

И наконец я раню его в ответ.

Не в бок, не в плечо, а в ногу.

Синдзо падает на колени, и я тут же оказываюсь рядом с ним. Воспользовавшись потерей равновесия, я обезоруживаю его. Его катана падает на землю, в грязь.

Мы оба тяжело дышим.

Но только у одного из нас клинок приставлен к горлу.

Я крепче сжимаю катану и встаю.

Обхожу Синдзо и смотрю на него сверху вниз.

— Ты посмел бросить вызов своему оябуну. — Мужчины шумят, но я остаюсь безучастным. — Ты обвинил меня во лжи. Ты всё ещё так думаешь?

Синдзо выпрямляет спину. Он опирается руками на колени и смотрит на меня. Воздух наэлектризован, все ждут, что он ответит. Но он не отвечает, и не потому, что не убеждён в своих словах, а потому, что какая-то часть его души ещё доверяет мне.

Семье нужен сильный человек во главе; тот, кто готов делать то, что должен, — неважно насколько это трудно или жестоко. Он знает, что я могу стать таким человеком, даже если моё восхождение к власти началось со лжи.

Так же, как это знала Глория.

«Ты сильный. Ты ведь убийца Иноуэ, не так ли?»

Синдзо поднимает голову, предлагая мне своё горло.

Он выбирает молчание.

Не уничтожать меня.

Глубоко вдыхаю, сжимая катану обеими руками. Я поднимаю её, направляя в небо, а когда опускаю, кровь Синдзо забрызгивает мою рубашку. Он расширяет глаза и падает назад. Синдзо прижимает руки к горлу, пытаясь остановить вытекающую кровь.

— Ты не умрёшь, — говорю я, вытирая катану о рукав рубашки. — Но с этого момента ты не будешь говорить. Если ты

это сделаешь, я буду считать себя вправе распоряжаться твоей жизнью… как и твоей смертью.

Все молчат. Никто не сомневается.

Когда в небе раздаётся треск, я убираю катану в ножны. Снимаю рубашку и бросаю на землю. Без рубашки я добираюсь до салона, где меня ждёт татуировщик Иноуэ. Я опускаюсь на колени, завязываю волосы. Упираюсь руками в бёдра и выставляю спину, предлагая её художнику, чтобы он нарисовал на ней тот самый рисунок, который я всю жизнь видел на спине дяди.

Когда встану, я уже не буду убийцей Иноуэ.

Я буду их Оябун.

Глава 27

Джун

Сиэтл, настоящее время.

— Не трогай меня, мать твою! — кричит Глория. Ножки стула, к которому она привязана, скрипят, когда похитивший её мужчина, возвращает стул в исходное положение. Поняв, что Глория будет продолжать кричать, он даёт ей пощёчину с такой силой, что оглушает её.

В комнате воцаряется неестественная тишина.

Ужас пронзает моё тело.

Он плотный. От него перехватывает дыхание.

— Выходи, — приказывает мне загробный голос.

Когда я не двигаюсь с места, мужчина заряжает пистолет.

Глория испуганно вздрагивает.

Я раздуваю лёгкие, наполняя их воздухом.

— Хочу, чтобы ты знал. — Теперь нечеловеческим стал не только его голос, но и мой. — Если причинишь ей вред, не будет ни места, где ты сможешь спрятаться, ни человека, который сможет тебе помочь. Заставить тебя страдать станет целью моего существования. — Я встаю, подставляясь под удар. — На этот раз я не просто перережу тебе горло, Синдзо. Ты заплатишь за своё предательство кровью.

Его рука едва заметно дрожит. Это он прозвал меня «дьяволом». Он лучше других знает, на что я способен, и как люблю преследовать тех, кто осмеливается бросить мне вызов.

И всё же он пошёл против меня.

Предал меня.

Я поднимаю подбородок и смотрю на него.

— Надо отдать тебе должное, ты неплохо действовал. Я бы никогда не заподозрил тебя, если бы ты не совершил ошибку.

Он едва кривит губы. Говорить ему, должно быть, чертовски больно. Должно быть, поэтому он не делал этого последние три года, а ещё для того, чтобы заставить меня думать, что он на это неспособен.

— Какую?

Подбородком я указываю на Глорию.

— Она.

Делаю шаг вперёд, и он отступает.

— Ты был единственным, кто знал, как она важна для меня.

— А она имеет значение, не так ли?

Шрам на его горле едва заметно колышется. Я делаю новый шаг вперёд, и в его глазах мелькает страх.

Это нехорошо.

Страх отнимает контроль. Приводит к рисковым действиям. Я должен заставить Синдзо опустить пистолет или хотя бы убрать оружие подальше от головы Глории.