Измеритель
Шрифт:
Пленника поставили на краю стрелы. Высокий худой старик – именно его он видел возле клетки накануне – достал из складок хламиды большой загнутый нож, поднял оружие над головой, и толпа карликов взвыла от восторга. Его речь, или, скорее молитва, срывалась сверху из-под купола, как камнепад. Фразы были короткие, словно рубящие, и каждая была подхвачена толпой, как заклинание, и, повторенная множеством глоток, эхом уносились обратно к своему владыке, создавая удивительную, завораживающую симфонию звуков и голосов, звучащую в замкнутом пространстве.
Если опустить многочисленные
Саныча еще раз передернуло от картинки, запечатлевшейся в памяти. Нет, он не доставит им такой радости. Утащит с собой пару-тройку лилипутов-уродцев, да и старика этого еще с собой прихватит. Их Бог, или кто там булькает, будет очень доволен. Словно в ответ на его мысли к клетке подошли четыре крепких воина с разрисованными рожами. Прокаркали охране приказ, те, вскочив, кинулись открывать дверь. Латышева вытащили из клетки. Как он ни упирался, пытаясь лягнуть ближайшего крепыша, его подвесили за руки на том же крюке, что и раньше.
«Бить, что ли, будут? Так могли б не утруждаться и отоварить прямо в клетке». Но на этот вопрос ответил угрюмый вид приближающегося старика. Он был на голову выше самого рослого дикаря в племени. Подойдя к Латышеву, остановился и уставился в лицо привязанному пленнику. Его глаза – умные, злые и колючие внимательно изучали, как будто пытались проковырять в Латышеве дырку. И было в них какое-то безумие. Словно человек слышит неслышимое, весь в своем бреду, а во внешний мир как будто заглядывает просто потому, что необходимо, но здесь ему неинтересно.
Первым играть в гляделки надоело Санычу. Он никогда не видел эту противную рожу, а то запомнил бы.
– Я так понимаю, что образцово-показательные выступления были для меня?
Старик ухмыльнулся. И снова стал вглядываться в лицо пленного, словно пытаясь выцарапать его образ из закоулков своей памяти, но через некоторое время покачал головой. Нет, он не помнил. Хотя цепкая память до сих пор удерживает лица бойцов, собравшихся вокруг той импровизированной арены. Он помнил все: Приступу, который, словно кошка, «танцевал» с ножом в кругу с Ереминым, улюлюкающих и подначивающих людей в камуфляже. Помнил обжигающий холод стальных ступенек пожарной лестницы, разрушенный заснеженный город и окружающую его со всех сторон стаю голодных собак, от которых он в последний момент юркнул, как трусливая мышка, в канализационный люк. Такое не забудется, да и не даст он себе этого забыть! Он не простит им унижения… НИКОГДА!!!!
– Да, ты прав. Этот спектакль был для тебя. Я, в меру своих способностей, пытался произвести впечатление.
– Тебе, старик, это удалось. Я теперь тебя никогда не забуду. И если доберусь до твоей тощей шеи, с удовольствием ее сверну.
Старик рассмеялся, обнажив редкие зубы.
– Я не предоставлю тебе такой возможности. Придет время, и под моим ножом окажешься ты, а потом и ваш хваленый капитан Еремин.
– Я не знаю тебя, старик. Откуда такая ненависть? – Латышев был очень удивлен, что этот жрец умудрился сохранить манеру изъясняться, так долго прожив среди варваров, да еще и знает его командира.
– Я тебя тоже не знаю, но это ничего не меняет… от этого моя ненависть не меньше… к тебе… ко всем вам… Когда-то вы, все живущие в «Измерителе», уничтожили одного человека. Древнев – эта фамилия тебе ничего не говорит? Тот человек умер, а родился я, чтобы отомстить всем вам. И ты, и твои бойцы – лишь первые шаги. Месть будет страшна! – старик ухмыльнулся, растянув узкие губы, и еще раз зло посмотрел в глаза Латышеву.
Медленной усталой походкой он направился обратно к своему трону, а Саныча сняли с крюка и поволокли обратно в клетку.
Глава 15
Амазонки
В класс ворвалась Алинка и, не обращая внимания на то, что сестра ведет урок, на испуганные взгляды детей, выпалила на выдохе:
– Максимка пропал!
– Подожди секунду. – Ирина повернулась к детям: – На сегодня уроки закончены.
Пока дети собирали школьные принадлежности и выходили из класса, Алинка сидела как на иголках. Она еле дождалась, пока последняя девочка, шаркая расстегнутым сандаликом, выбралась из-за парты, и, чуть ли не вытолкав, закрыла за ней дверь и уселась напротив сестры.
– Я была в «Тарантасе» и слышала, что там рассказывали. Вчера ночью вернулись трое из спасательного отряда.
– А с чего ты взяла, что он пропал?
– Да ты дослушай. Трое вернулись и сказали, что нашли убитого бойца из отряда Латышева, а Максим и еще двое полезли в канализацию, откуда… ну, эти… выползли. А сегодня еще двое вернулись, но без Максима.
– Как без Максима?.. А где ж?..
– Говорят, в подземных лабиринтах потерялся. – Алинка многозначительно замолчала, но хватило ее ненадолго, и она озвучила идею, с которой и прибежала к сестре: – Надо идти его спасать.
– Ты что, сдурела? Куда мы пойдем, мы же не сталкеры.
– Не, я все продумала. Возьмем школьное снаряжение, что для обучения…
– Подожди-подожди. Я уже не говорю, что мы без спроса возьмем школьное снаряжение. Меня больше интересует, куда мы пойдем и как?
Алинка посмотрела на сестру, как на неразумную.
– Как это куда? Спасать Максима.
– Его ведь даже сталкеры не нашли…
– Я перед тем, как они ушли, на его карту посмотрела. Видела пометку, где с этими… с дикарями столкнулись. Это совсем недалеко. Помнишь, меня Максим брал наверх? Ничего там страшного нет. Добежим. Главное – снаряжение: костюмы и респираторы, да и оружие надо, хотя бы одно… какое-нибудь. А про поверхность нам Максимка вон сколько всего рассказывал. Мы с тобой любому сталкеру фору можем дать.