Измеритель
Шрифт:
– И тетю Марину знаем.
– Пойдемте, дядя Максим, мы покажем.
– Мы знаем, где они живут, тут недалеко.
– У него и кот есть.
– Такой смешной.
– И имя у него смешное такое – Дашик, – девчонки снова захохотали, смешно морща при этом свои носики и корча друг другу, да и Максиму рожицы.
Они прошли через весь зал в небольшой закуток, где обнаружились две двери, на одной из которых красной краской был нарисован крест.
– Здесь, – хором констатировали девочки и одновременно отпустили руки Изотова.
Как передать те чувства, что он испытывал? Сердце колотилось. Комок стоял в горле.
В центре небольшой комнаты стоял его Максимка. В глазах его, сменяясь, как в калейдоскопе, промелькнули испуг, удивление и радость.
– Папа! – крикнул он и кинулся отцу на шею.
Со словами: «Кто там пришел, Масик?» из соседней комнаты, где находилась перевязочная, вышла Марина и замерла на пороге. Через секунду и она уже обнимала мужа, шепча сквозь слезы радости упреки и нежные слова. В открытые двери за всем этим подглядывали, улыбаясь, близняшки, а кот со смешным именем Дашик сидел на полу и блаженно жмурился.
Часть третья
Потерянные
Глава 13
Долгие проводы – лишние слезы
Общественное питание сохранилось – столовая предоставляла народу незатейливые блюда. За считанные копейки можно было сытно поесть. Конечно, никто не запрещал купить на рыночных лотках продукты и готовить самим, но большинство жителей бункера предпочитали не заморачиваться с готовкой. Намного проще сесть за столик и есть, что дадут, общаясь со знакомыми. Поэтому столовая превратилась скорее в клуб по интересам, чем в место, где можно трапезничать. Гурманом в этом месте быть сложно. Блюда не отличались большим разнообразием, а их вкусовые качества были весьма сомнительны. Среди завсегдатаев даже ходила дежурная шутка: «Чем удобряем, то и растет». Не к столу будет сказано, но все удобрения шли из скотника, куда ссылались провинившиеся по какому-либо поводу жители, где они занимались тяжким и неблаговонным трудом по переноске навоза, а на стол шли самые низкосортные овощи с плантаций, которые разве что скотине было жалко отдать. За копейки – главное, накормить.
Если же денег совсем не жалко или хотели шикануть, что не чуждо русскому народу, то всегда был приветливо открыт бар со странным звучным названием «Гарцующий тарантас». Что сие означало, никто, правда, не знал. Большинство умников, пытавшихся объяснить, что такое «тарантас», тем более «гарцующий», и, самое главное, как это все выглядит в сочетании, путались в словах через пять минут. Несмотря на вычурность, название прижилось, и заведение слыло весьма уютным местом отдыха, которое облюбовали в основном сталкеры и военные.
Максимыч забрел в «Тарантас» с определенной целью. Данила, вынужденный бездействовать из-за ранения, просиживал в нем часами. Да и вся сталкерская братия, нелестно высказываясь о запрете на выход, практически поселилась за длинной барной стойкой, поглощая литры самодельного пива или браги и развлекая друг дружку различными байками. Старый сталкер расположился за своим любимым столиком в углу, положив раненую ногу на соседний стул, и, заметив Максимыча, указал пальцем на свободное место рядом. Сутолока в небольшом зале была такая, что к нему пришлось пробиваться через знакомых и не очень, отбиваясь от предложений выпить, посидеть, послушать или, еще того хуже, рассказать, как сходили. Пообещав большинству обязательно подойти после разговора с Данилой, Максимыч, наконец, пробился к столику, где, улыбаясь, сидел старый сталкер.
– Что, тяжелы медные трубы?
– Какие трубы? – не понял Максимыч, усаживаясь рядом.
– Эх, молодежь необразованная. Бремя славы, говорю, давит?
Максимыч улыбнулся.
– Да ну их, не люблю я эти шумные посиделки. А чего так много народу? – он окинул взглядом «гуляющих» сталкеров.
– Так ведь запрет на выход после нашего похода, вот все и маются от безделья.
– Да, точно, я как-то забыл.
– Это точно, не до того тебе было! – заржал во весь голос Данила, намекая на последние события с близняшками. Отсмеявшись, он взглянул на смущенно улыбающегося Максимыча. – Так что хотел–то?
Максимычу уже сутки не сиделось на месте. Интуиция подсказывала, что с отрядом Латышева что-то произошло. Что-то плохое, даже ужасное. Он не мог себе сказать, что конкретно и почему он был так в этом уверен. Просто знал. И это знание не давало парню покоя. Он даже сходил к начальству, но от него отмахнулись, как от назойливой мухи: «Отстань – подойдет условленное время, тогда и будем репу чесать. Проблемы надо решать по мере поступления». А что делать, если проблемы уже поступили? Этого отцы-командиры понимать не желали. С этих думок он и пошел искать Данилу, чтобы тот успокоил его или уверил в том, что он прав и надо срочно действовать.
– Да я за Сан Саныча. Три дня их уже нет. Пора б объявиться. Подходил к Еремину – говорит: подождем еще денек. А я задницей чую, нельзя ждать. Появились бы уже или на подходе были бы, могли бы связаться. А тут тишина, как на кладбище! – Максимыч сам испугался своего сравнения и суеверно поплевал через плечо.
Данила-мастер, кряхтя, снял ногу со стула и наклонился к парню.
– Верю я твоей чуйке. У самого тревожный колокольчик набатом бьет. Так, а что делать-то – выход запрещен.
– Пойдем к Еремину вместе. У одного у меня не вышло, может, вдвоем…
– Хорошо, пойдем, только идти-то надо не с пустыми руками. Что ты предлагаешь?
– Так предложений не много. Мы знаем только место нападения. Собираем отряд человек пять-шесть – и по короткой дороге туда. А там уже смотреть надо.
– Убедил, – Данила поднялся. – Ну, что сидишь – похромали к Еремину.
* * *
Еремин окинул взглядом хмурую парочку и, пробурчав что-то себе под нос, произнес:
– Что, тяжелую артиллерию подтянул? Вот умеешь, ты, Изотов, зерно сомнения посеять и взрастить. Как от меня ушел, у меня твои слова из головы не идут. Сидел себе спокойно, ждал возвращения отряда, и тут ты… со своими сомнениями.
Максимыч открыл было рот, чтобы продолжить убеждать начальника, но тот махнул рукой:
– Да ладно уж, молчи. Опоздал ты со своими доводами и подмогой. Сам уже как на иголках.
В комнату заглянул Васильев:
– Ты занят, Леш? Что тут у вас за собрание?
– Да вот. Пришли эти два экстрасенса, разбередили душу. Говорят, надо бежать отряд искать.
Васильев хрюкнул и смущенно сказал вполголоса:
– Я, собственно, к тебе, по этому же вопросу. Что-то долго они – должны бы уже объявиться.