Изнанка миров
Шрифт:
На всякий случай я проверил бардачок — там лежало удостоверение на имя Ахашвероша, корреспондента сеннаарской телекомпании «Упарсин», с подписанной Метемфосом аккредитацией и правом нарушать комендантский час по служебной необходимости. С этой запаянной в пластик карточкой патрули «Мастабы» были мне не страшны… Я загасил папиросу, включил передачу и тронулся с места.
Когда я вызжал с парковки, «Геркулес» все-таки оторвался от земли и стремительно пронесся над «Кенотафом», утопив все вокруг в реве своих двигателей.
Напротив конторы Ксатмека находился вербовочный пункт Безымянного Легиона.
Я постучал, и дверь мне открыл громадный негр с переломанным носом и расплющенными ушами. В одном ухе у него было четыре когтя леопарда — в Тимбукту это означает, что перед вами человек достаточно отчаянный, чтобы иметь четырех жен. Негра звали Усанга Синда Догбе Тамбекай; в недавнем прошлом профессиональный боксер в Амаравати и вышибала в Сеннааре, он тихо спивался в Тхебесе, пока Ксатмек не нанял его водителем автобуса.
— Добрый вечер, бвана, — белозубо ухмыльнулся Усанга при виде моего смокинга и бабочки. — Бизнес идет хорошо?
— Как всегда, — рассеяно сказал я, протаскивая брезентовый тюк через узкий дверной проем. — Шеф на месте?
— У себя…
В кабинет Ксатмека можно было попасть только через приемную. Несмотря на поздний час, посетителей здесь хватало: три сильно накрашенные девицы в чулках-сеточках, чей род занятий не вызывал сомнений, пожилая подслеповатая женщина — видимо, ткачиха, семейная пара с грудным ребенком, две кряжистые бабы, промышляющие челночной торговлей, молодой паренек, штудирующий тхебесско-сеннаарский разговорник, подозрительный тип в черном берете, выдававшем в нем беглого диссидента, и пара крепкого вида мужиков, грузчиков или строителей… Этот типовой набор нелегальных эмигрантов в Сеннаар безропотно пропустил нас без очереди.
Ксатмек сидел за столом и, тихо матерясь по-астлански, выстукивал что-то одним пальцем на допотопном «ундервуде». Рядом с «ундервудом» лежала стопка желтых тхебесских паспортов.
— К вам гость, бвана, — прогудел Усанга.
— Если я испорчу еще один бланк, — сказал Ксатмек, не отрываясь от машинки, — я вырежу тебе печень, Усанга, и съем на завтрак.
Усанга предпочел молча ретироваться, тихонько притворив за собой дверь.
— Сколько их осталось? — спросил я.
Ксатмек поднял глаза.
— А, это ты, Раххаль…
— Сколько у тебя осталось бланков? — повторил я.
— Мало, — скривившись, сказал он. — Скоро надо будет закрывать лавочку.
Я стряхнул с плеча ремень и опустил тюк на пол. Расстегнув куртку и ослабив узел бабочки, я сказал:
— Согласен… Мне понадобится твоя помощь, Ксатмек.
— Что это? — спросил он, указывая на тюк.
— Можешь посмотреть. — Я ногой подтолкнул тюк к нему.
Со скептической ухмылкой Ксатмек встал, обошел стол и присел над тюком. Сверкнул невесть откуда появившийся нож, затрещал распарываемый брезент, и лицо астланца вдруг осветилось по-детски искренней улыбкой, а ладонь ласково погладила зеленую трубу «стингера».
— Это оттуда? — с ностальгией в голосе спросил он.
— Да, — кивнул я. И повторил: — Мне понадобится твоя помощь, Ксатмек. Причем дважды…
Великая Река разрезает Тхебес на две приблизительно равные половины. Южный, или Старый Тхебес — это сложенный из гигантских талататов дворец фараона, девятивратный храмовый комплекс с гипостильным залом, помпезно-монументальные особняки жрецов с пилонами у входов, овноголовые сфинксы, колоссы фараонов Пятой Династии и зловещая пирамида «Мастабы». На северном берегу Реки тянутся серые кварталы панельных многоэтажек, фабричные корпуса с толевыми крышами и бесконечная вереница заводских труб, дым и сажа из которых образуют ядовитую взвесь над городом, которая по ночам оседает вместе с туманом и испарениями Великой Реки на гранитные плиты набережной холодной липкой слизью…
Было около пяти; Фаюмский мост развели, и под двумя вздыбленными пролетами этого циклопического сооружения в полном безмолвии проплывал пароход «Дромос». Иллюминация на нем была погашена, и огромные гребные колеса вращались на самом малом ходу, неохотно тревожа густые зеленые воды Великой Реки. С берега этого не было видно, но я знал, что все четыре палубы «Дромоса» битком забиты нелегальными эмигрантами: конкуренты Ксатмека подсаживали их с моторных лодок в дельте Великой реки, и теперь несколько тысяч тхебессцев, сбившись в кучки и кутаясь в одеяла, чтобы уберечься от ночного холода, уплывали навстречу лучшей доле в Тимбукту, Каэр-Исе или Ангкор Шане…
— Им все равно, куда плыть, — сказала Сунильд, словно прочитав мои мысли. — Главное — убежать отсюда. Вырваться из клетки.
Я обернулся. Она возникла из густого тумана бесшумно, как призрак из далекого прошлого: стройная фигурка в лихо заломленной шляпке и меховом манто из нифльхеймского барса.
— Назначать встречи у реки входит у тебя в привычку, — сказал я.
— Не волнуйся. Это в последний раз. Ты принес?
— Похоже, мы поменялись репликами… Да, я принес. И взамен не буду просить тебя никого убивать. Мне хватит и пяти тысяч сеннаарских долларов.
— У меня нет таких денег, — сказала Сунильд.
— Нет денег — нет визы, — пожал плечами я.
Она грустно улыбнулась.
— Ты всегда был таким… деловым. Умел зарабатывать деньги. А я умела находить влиятельных друзей.
Порыв холодного ветра с Реки слегка рассеял туман, и на другой стороне улицы я увидел большой черный автомобиль со шторками на окнах. Сунильд поправила манто, и из машины выбрались двое громил в длинных пальто и широкополых шляпах.
— Да, — сказал я. — Ты всегда умела использовать людей. Этому у тебя можно поучиться.
— На твоем месте, — сказала Сунильд, — я бы не стала оказывать сопротивление.
Громилы приблизились, держа руки в карманах пальто и буравя меня свирепыми взглядами.
— «Мастаба», — процедил один из них. — Вы арестованы.
Я не стал оказывать сопротивление.
— Иосиф Лакедем, двадцать девять лет, гражданин Тхебеса, холост, проживает по адресу: улица Старого Царства, 11. Владелец ночного клуба «Кенотаф»… — Полковник Метемфос зачитывал мое досье монотонным голосом. На нем был тот же парадный мундир, в котором он играл в рулетку. Золотой галун и аксельбанты поблескивали в свете настольной лампы. — Обвиняется Сунильд ван дер Браан в убийстве ее мужа, Торквилла ван дер Браана, в мире Нифльхейм три года тому назад, — прочитал он. — Что вы на это скажете, господин Лакедем?