Изольда Великолепная

Демина Карина

Разрез-касание вдоль тонкой вены. От запястья к локтю. Шрама не останется. Ей не больно. Напротив, ей легче станет. Но эти аргументы не успокаивают Кайя.

– И долго так сидеть? – Изольда приоткрыла левый глаз, убедившись, что ничего страшного не происходит, открыла и правый. Она не плакала, не кричала, не спешила лишиться чувств, что в нынешней ситуации, возможно, было бы уместно. Но просто сидела, положив руку на миску и глядя, как стекают пурпурные ручейки.

Синева таяла.

– Вы храбрая женщина, – Кайя не знал, как утешить ее.

Он

вообще не представлял, как именно утешают женщин.

– А есть выбор?

Изольда по-своему права, хотя опыт подсказывал, что отсутствие выбора редко придавало людям смелости. Весьма вежливый стук в дверь избавил от необходимости придумывать ответ.

– Ласточка моя, – Магнус был зол, но определить это мог бы лишь человек, хорошо знакомый с дядей. – Ты как?

– Вот… сижу. Котика глажу.

Кот подставил голову и замурлыкал, демонстрируя горячее желание сотрудничать. Дядя, оценив обстановку, помрачнел еще больше.

– Кайя, мальчик мой, пойдем-ка поговорим.

– Нет, – сказала Изольда, почесывая Кота за ухом. – Вы же обо мне будете говорить? Тогда при мне и говорите. А то не честно получится. Я же должна знать, что со мной будет. Ведь оно все равно будет, и я узнаю.

С этим нельзя было не согласиться. И дядя – небывалый случай – сдался. Он вошел в комнату и дверь прикрыл аккуратно. Магнус улыбался той насквозь фальшивой улыбкой, которой Кайя не видел много лет. Дядя не выдержит этой смерти.

Он и сам знает, поэтому так старательно делает вид, будто все хорошо.

– Садись куда-нибудь, – приказал Кайя. Он разрывался между желанием заняться вопросом чудесного появления Мюрича в спальне Изольды и нежеланием оставлять Изольду. – Что внизу?

– Урфин разбирается.

Дядя присел на краешек стула. Безумная улыбка его исчезла, глаза сузились, морщины стали глубже. Правильно, работа – это то, что надо. Работа удерживает Магнуса.

– Совсем забегался, – доверительно сказал он Изольде, которая – умница – сжимала и разжимала кулак, выкачивая кровь из срастающегося разреза. – То вниз, то вверх… чужак, что заяц, петляет. Запах его есть. Эхо слыхать. А сам уже и потерялся.

Изольда вряд ли что-то поняла, но кивнула. Урфин ведь предупреждал про мага. Просил быть осторожным.

– Милая, а ты что видела? Слышала может? – Магнус вытащил из рукава конфетку. – Хочешь?

– Спасибо, нет, – улыбнулась Изольда, – Я спала. А потом проснулась. Жарко очень… и пить хотелось.

Знакомая картина. Жар. Жажда. Зуд. И кожа, которая становится прозрачной, если поднести свечу. Она словно тает, обнажая голубоватые мышцы и белую кость.

– Я встала за водой, – Изольда задумчиво поскребла запястье. Рана почти сомкнулась, но крови в миске было мало. Придется снова резать. Конечно, она не испытывает боли, но… себя резать проще.

– Она очень крепко спала. Служанка. Она ведь спит? Она не умерла?

– Спит, ласточка моя, конечно, спит. Это сон такой, который… сложно оборвать. Волшебный.

– Ясно.

На лбу ее выступали капельки пота, и волосы были влажны. Кайя помнил это состояние, когда душно, жарко и кости ломит, невозможно ни сидеть, ни лежать. И если удается найти такое положение тела, когда ноющая боль отступает, то сознание просто выключается от счастья.

– И что теперь? – Изольда облизала губы.

– Теперь мы будем искать того, кто спел колыбельную твоей служанке… и некоторым другим людям, – дядины пальцы переплелись, что говорило о не совсем приятных Магнусу мыслях. Но выглядел он почти нормально. – А заодно напугал тебя.

Он хотел сказать другое, то, о чем Кайя подумал – Изольду спасла болезнь. Было ли это совпадением, или результатом сплавления с мураной, но Изольду спасла болезнь.

Надолго ли?

– Я о другом хотела спросить. Я подцепила эту штуку в храме? Или от вас? – она еще пыталась думать, морщила лоб, хмурилась, но мысли были тяжелы, текли потоками раскаленного масла. – Люди ведь ходят в храм. И с вами общаются. Значит, вы не заразны?

– Ласточка моя, – дядя взял ее за руку, сверяя пульс с собственным. – Мурана – очень… своеобразное существо. Ее пыльца не в каждом прорастет.

– Я избранная, – как-то мрачно сказала Изольда. – Поздравляю. Всегда мечтала.

– Скажем так, она ищет тех, кто предрасположен… способен выдержать изменение. И эта способность во многом наследуема. Считается, что пыльца уже есть в крови ребенка, но спит. В лет шесть-семь просыпается. Не у всех. Меня вот обошло. А моего брата угораздило. Или вот его.

Дядя указал на Кайя.

– Ты у него спроси, он пережил это и тебя поймет.

Сначала жутко чешутся руки, Кайя, помнится, расцарапал их до крови. Болит голова, точно ее в тисках зажали. А кожа вспыхивает. Зуд невыносим, и любое прикосновение мучительно.

– А я не знаю, что будет с тобой, дитя, – закончил дядя, выпуская руку.

– Ну, определенно, ничего хорошего.

Она еще пыталась улыбаться, маленькая смелая женщина, которую Кайя должен защищать и беречь, но ни с тем, ни с другим не справился. Он вообще ничем не способен ей помочь. Единственное средство, которое доступно, нельзя назвать лекарством, скорее уж шансом на отдых. Вода. Вино. Две… три капли шиасской смолы. Прошедшие годы ничуть не уменьшили вонь, напротив, запах стал крепче, ядреней.

– Я это пить не стану, – предупредила Изольда, зажимая нос.

– Все лекарства имеют мерзкий вкус, ласточка моя. А тебе надо поспать. Сон дает силы.

Края пореза склеились. И Изольда со вздохом подставила другую руку.

– Позволь мне, – дядя взялся за нож, и Кайя был ему благодарен за услугу. – Не надо смотреть на нож. На меня вот гляди. Или на него.

Изольда последовала совету. Взгляд у нее растерянный и все равно упрямый. Она отступать не собирается.

– А у меня тоже будут… – свободной рукой она коснулась лица. – Рисуночки. Нет, вы не подумайте, они милые и все такое. Вам весьма к лицу. Своеобразненький такой мэйк-ап. Но я бы предпочла естественный цвет кожи. Привыкла вот как-то.