Изольда Великолепная
Шрифт:
– Скажи, что я сама захотела.
– Вряд ли меня это спасет. Пойдем обедать. Твоя ферма от тебя не убежит.
Ферма не моя… кстати, интересно, чья она? Думаю, Кайя выяснит. Поговорить бы с ним.
Записочку послать, что ли? Но Ингрид ее не продиктуешь, а самой писать… как-то не хочется разочаровывать дорогого супруга моим совершенно некаллиграфическим почерком.
Кайя мерил шагами комнату, изредка останавливаясь у черной доски, на которой оставалось всего десятка три имен. Изначально их было несколько сотен, но дядя постепенно сокращал список.
Сейчас
Было стыдно.
Как так получилось?
Да Кайя в жизни никому не жаловался! До вчерашнего вечера. Что теперь Изольда думает? А вариантов особо нет. Кайя – чудовище. В добавок истеричное.
Утешать пришлось.
Вздохнув – вот как объяснить, что подобное поведение ему не свойственно? – Кайя остановился перед окном. Двор замка постепенно заполнялся людьми. До свадьбы две недели, и гости уже начали прибывать, создавая обычную суету. Вспыхивали ссоры, отголоски которых доносились сквозь общий гомон. Нарастало напряжение, как случалось всегда среди толпы, вот только нынешнюю толпу на штурм не отправишь. Придется терпеть.
Раскрывались полотнища стягов. Расцветали шелковые шатры тех, кому не хватило места в Замке.
Конюшни переполнены.
Слуг не хватает.
Зато полно желающих выразить собственное почтение Их Светлости, а заодно уж пожаловаться на соседа, сборщика налогов, повышение цен, погоду… вот почему всем можно жаловаться, а Кайя нет? Раньше он над этим вопросом не задумывался. Конечно, чужое поведение не оправдывает его собственной выходки, но… может, не все так плохо, как он считает?
Изольда же не смеялась.
Хрипло заорали рога, возвещая об очередном прибытии очередного барона, судя по обильному поезду, достаточно состоятельного, чтобы предъявлять претензии по поводу отведенных комнат и невозможности разместить в Замке всю дворню.
Рогам ответили другие, и эхо покатилось по двору. Затрещали барабаны северян. И визг волынок замечательно довершил картину хаоса.
Скорей бы свадьба. По разным причинам.
Когда звуки слились в один утробный вой, Кайя сбежал. В подземелье хотя бы тихо… по дороге он, повинуясь странному порыву, стащил с парадной лестницы розы. Иза ведь говорила, что они ей нравятся.
Изольда примеряла платье.
Белый шелк ниспадал мягкими складками, и не будучи прозрачен, он скорее дарил намеки и вызывал в памяти картины, которых – Кайя до сего момента был честно уверен – в ней не должно было быть. Он ведь не думал ни о чем таком, когда Изольда болела.
Или думал?
Нежная линия плеч, и темная тень – позвоночник. Мягкие углы лопаток и совершенный изгиб бедра. Ямочки на ягодицах…
Он не доживет до свадьбы.
– Ваша Светлость! – портной выронил булавки, которые рассыпались с очень уж громким звуком. И вид у него сделался испуганный, виноватый.
– Ваша Светлость, – Ингрид сделала реверанс.
Изольда обернулась и… если Кайя правильно понял, она была очень рада его видеть.
Значит, не сердится?
Но почему молчит? И смотрит так удивленно? Наверное, потому, что с цветами в руках он похож на идиота.
– Это… – Кайя поискал, куда бы приткнуть розовый куст, который вдруг перестал казаться хорошим подарком. Надо бы у дяди спросить. Дядя точно знает, что можно дарить женщинам. Но отступать было поздно: – Это тебе.
– Спасибо, – она с трудом сдерживала смех, но только вслух. На другом плане Изольда сияла, и это было чудесно. – Мне никогда не дарили таких… букетов. Но ты не должен меня видеть до свадьбы.
– Совсем?
Портной, упав на колени, принялся собирать булавки. Парень не из первых мастеров, но его нашел дядя, а это – достаточная рекомендация. Была достаточной.
Сейчас Кайя не был уверен, что готов оставить этого типа наедине с Изольдой.
– Нет. Пока я в этом… плохая примета, если жених видит невесту в свадебном платье. Нет, постой… – она подошла сама и взяла за руку. – Я хочу тебе что-то показать. Мы тут немного… поработали. Ну сначала я просто помочь хотела…
Кайя ее слушал, но смысл доходил медленно. Настроение сегодня было совершенно нерабочим. И вид бумаг, разложенных на полу – Урфин тоже так делает, когда пытается в чем-то разобраться – вызвал одно желание: сжечь их.
– …а потом вот так получилось, что… – Изольда вздохнула и потерла кончик носа. – Эта ферма продает больше, чем может. В разы больше. Они особо не пытаются прятаться, наверное, думают, что если с продажи платят налог, то все хорошо. Вот.
Она сунула мятый лист.
– Я здесь все написала. Видишь, слева – это их активы с позапрошлого года. Вот здесь, – измазанный чернилами палец ткнул в столбик цифр и каких-то значков, соединенных стрелками. – То, что они приобретали. Ну и вообще то, что к ним приходило. А вот тут – то, что продавали.
Голова медленно, но включалась.
Продавал «Золотой берег» в разы больше того, что мог.
– А тут вот люди, которые появлялись из ниоткуда. Видишь, в прошлом году не осталось никого четырнадцати-пятнадцатилетнего возраста. А в нынешнем они продали троих таких девочек. Откуда взяли?
Кайя знал ответ.
– Ты… сердишься? – Изольда нахмурилась. – Я… я просто хотела помочь.
– Не на тебя, сердце мое. На людей, которые этим занимаются.
Ездят по селам, скупая детей. Сидят на границе, охотясь на тех, кого считают чужими. Караулят на пристанях, станциях, дорогах… Требуются девушки для работы в приличном доме.
Кайя случалось громить подобные дома. Выходит, не все.
– Ты их найдешь и накажешь, – сказала Иза тоном, который не оставлял выбора. Найдет и накажет, хотя бы затем, чтобы жену не разочаровать.
Его замечательно умную жену, которая провела утро, копаясь в бумагах, выполняя его же работу, ко всему лучше, чем он сам. Стыдно должно бы быть.
Но не было.
Изольда же уставилась на руки и вздохнула:
– А пишу я все равно, как курица лапой…
– Ты не похожа на курицу, – Кайя сложил бумагу и, присев, собрал отчеты. Дядя наверняка захочет их просмотреть. – На лебедя скорее. Маленького.