Изольда Великолепная
Шрифт:
– Ласточка моя, – голос у дядюшки добрый-предобрый, сразу начинаю подозревать неладное. – Что ты знаешь о свадьбе?
Ну… мужа знаю. По-моему, уже достаточно. Про плащ еще что-то такое Кайя говорил, хотя мысли у меня, помнится, во время этого разговора витали в иных плоскостях. Корону вот примеряла.
Про плащ и корону я сказала – все-таки, как понимаю, в этом суть. И вздох Магнуса подсказывает, что ряд существенных подробностей прошел мимо. Что сказать, сама виновата, могла бы проявить любопытство. Зато у Кайя голос вдруг прорезался.
– Моя вина. Я должен
А смотрит, что характерно, в тарелку. Причем не свою, но Урфина. Вкуснее у него, что ли?
– Невеста въезжает в город через Девичьи ворота, где ее встречают замужние женщины знатного рода, чтобы осыпать зерном…
О да, подозреваю встречу теплую, преисполненную положительных эмоций. Как бы на радостях не погребли меня под горами пшеницы.
– …и проводить до площади.
Уж не ту ли, где казнь должна была состояться? Скорее всего, ту. Не будут же они две площади строить – для свадеб и казней – это нерационально.
– Там ты преклонишь передо мной колени в знак того, что признаешь мужем и хозяином.
Ага, а обращаться стану – «мой белый господин». Кайя, кажется, слышит – надо бы разобраться, как эти ментальные ммс-ки работают – и смущается, но продолжает.
– Я сниму твой плащ и надену свой, потому что беру тебя под крыло своего дома, обещаю защиту и заботу.
Ингрид фыркнула, показывая, что в гробу она видела такую заботу.
– И возложу корону.
Ту самую из подземелья? Надеюсь, Кайя не забыл ее уменьшить, иначе подданные рискуют получить больше позитива, чем планируется.
– А дальше?
В принципе, сценарий мне по вкусу. Правда, ни тамады, ни выкупа не предвидится, но местный колорит компенсирует сию потерю.
– Дальше – свадебный пир.
– На площади? – уточняю я, прикидывая, что платьице-то летнее, а погода… о погоде понятия не имею, но по плану вроде бы осень должна быть. И что я знаю о местной осени?
Похоже, ничуть не больше, чем о местном лете, которое Наша Светлость пропустить умудрились.
– На площади – для простых людей, – Кайя вносит ясность в волнующий меня вопрос. – Мы возвращаемся в Замок.
А, ну уже легче.
– На второй день состоится церемония дарения, – продолжает мой почти-уже-супруг. – И турнир в твою честь.
Круто. Подарки я люблю. Турниры видела лишь в кино, но, надеюсь, мне понравится. Тем более в мою-то честь. Рыцари, железки, кони…
– На третий – состязание миннизингеров. На четвертый – охота…
Да уж, плотная предвидится неделя. Как-то даже слегка не по себе от этого графика. С другой стороны понятно. Люди побросали все дела и приехали отнюдь не ради одного дня. И Нашей Светлости следует запастись терпением и чувством долга перед подданными. Последнего можно у Кайя позаимствовать, у него определенно с избытком.
– Пятый – морская прогулка…
Этот список когда-нибудь закончится? Зато теперь понимаю, почему мне понадобилась дюжина платьев. Спасибо Ингрид за предусмотрительность.
– Шестой – суд.
О черт! Я не хочу играть в судью! Я и законов местных не знаю.
– Не пугайся, ласточка моя, – добрый дядюшка спешит на помощь. – Всего-то несколько прошений о помиловании. И тебе подскажут, кого и как надо помиловать.
То есть, я торжественно объявлю амнистию? Тогда ладно, Наша Светлость согласны.
– Ты справишься, – сказал Кайя тоном, не допускающим возражений. Конечно, куда мне еще деваться-то? Вот только есть один нюанс: он и сам не верил в то, что я справлюсь.
А это обидно.
Всякий раз, когда на ней останавливался взгляд тана Акли, Тисса леденела.
Этот человек был ужасен!
До того ужасен, что она до сих пор не сумела рассмотреть его как следует. И сейчас, пользуясь тем, что тану было определенно не до нее, Тисса наверстывала упущенное. Наверное, он был хорош собой, но не как герой романтической баллады. Героям полагалось изящество и утонченность, бледный лик и некоторая доля трепетности, которая напрочь отсутствовала в тане. Героическому образу соответствовали светлые волосы и синие глаза, лишенные, правда, таинственной дымки страданий.
Напротив, в этих скрывалось презрение.
И насмешка.
Над Тиссой смеялись всегда, и она знала, что смех бывает разным. Вот мама смеялась необидно и даже когда глупенькой называла, все равно получалось как-то так, что Тисса понимала – мама ее любит. В Замке – совсем другое. Хихикают за спиной. В глаза улыбаются сладко, но от этой сладости страх берет. И под насмешливыми взглядами все из рук валится.
Тисса и сама знает, что неуклюжая.
Она старается, старается, но почему-то только хуже от этих стараний. И вот сейчас задумалась, повернулась и опрокинула кубок. Тисса застыла, не зная, куда ей деваться от стыда. Такое высокое доверие, а она… винное море расползалось, неумолимо приближаясь к краю стола. Вот-вот и за край перевалит, прямо на юбку. И такое красивое платье будет испорчено.
Леди Льялл рассердится. Тисса прямо видела эти поджатые губы, слышала сухой шелестящий голос, подбирающий обидные слова. И леди Льялл, безусловно, права будет, назвав Тиссу безруким бесполезным существом, которое способно лишь на то, чтобы портить хорошие вещи и отнимать время у важных людей.
Предотвратил катастрофу платок, который накрыл винную лужицу. Кружево моментально побурело, а винные пятна и с обычной ткани долго отходят. Платок же следовало считать испорченным.
– Леди, – обратился к ней тан Акли, – думаю, что вам следует немного подвинуться.
Он не стал дожидаться согласия, но поднялся, обошел стол – все, буквально все, смотрели на Тиссу! – и подвинул ее. Точнее, подвинул стул вместе с Тиссой. Потом с издевательской любезностью подал тарелку и поинтересовался:
– Еще вина?
– Нет!
Ну почему бы ему не сделать вид, будто ничего не происходит? Воспитанные люди так и поступают. Но тан не воспитан. А после той игры в фанты – говорила же мама, что нельзя играть на дорогие тебе вещи, но все ведь играли, а Тиссе было стыдно, что она не как все – только и разговоров, что про ее будущую с таном свадьбу. Что если тан попросит Их Светлость, то…