Израиль без обрезания. Роман-путеводитель
Шрифт:
– Как же можно выдать ее замуж в Сирию, если она гражданка Израиля?
– Завтра мы пойдем в Долину Плача, что между горами Хермон и Хермонит, чтобы переговорить с сирийскими родственниками. У нас неспокойно сейчас, а моей доченьке Назиме надо выходить замуж. В Иордании есть агентства, которые занимаются нашими свадьбами. Мы туда обратились через сирийских родственников. Теперь мою милую дочь Назиму надо переправить в Сирию через Иорданию. Скорее всего, она никогда не сможет сюда вернуться… Это очень тяжело!
Амаль принесла черный, как деготь, кофе в крошечных
– Что-то случилось? – спросила я озабоченно.
– У нас сейчас волнения… – через паузу ответил Али. – Такое бывает каждый год. Но мне тоже надо принимать в этом участие, поскольку я сын старейшины. Завтра надо будет поучаствовать в мероприятии.
– А можно мне с тобой пойти? Пофотографировать? Я работаю фотографом в Москве…
– Почему нет? – развел руками Али. – Только держись подальше от беспорядков, если такие будут. Я отвечаю за тебя перед моим братом Шломо.
Утром Амаль ласково разбудила меня. Я ночевала вместе с женщинами, наверху. Мы выпили кофе с лепешками и лабанэ, и Али засобирался.
– Ты точно не боишься? – спросил он. – У нас могут быть проблемы.
– Они у меня и так есть! – ответила я.
Мы поехали. Еще издалека я увидела толпу мужиков в широких шароварах и женщин в белых платках. У многих в руках были плакаты: «Воссоединимся с Сирией!» и «Израиль! Верни Голанские высоты Сирии». Чуть поодаль стояли вооруженные израильские солдаты. Это я не могла не фотографировать.
По сути, ничего особенного не происходило. Друзы митинговали и понемногу задирались к израильским солдатам. Те хранили молчание и изредка лязгали затворами. В стороне возникла небольшая потасовка.
– Карина! Что ты-то тут делаешь? – Вдруг ко мне бросился увешанный оружием Шломо. Он был очень зол. Пальцы, сжимавшие автомат, были белы. – Али, где у тебя мозги? Немедленно убирайся отсюда! Я же тебе сказал: беречь ее как зеницу ока!
– Шломо! – Я бросилась ему на шею. – Что там у тебя?
– Ничего особенного! – нахмурился он. – Признался вчера, что был полным долбоебом. А тут – как раз волнения друзов. Меня срочно простили и бросили сюда. Максимум завтра заеду за тобой. Поезжай обратно в деревню! Чтобы я тебя тут не видел, твою мать!
– Ладно. Только ты… береги себя! Пожалуйста! – неожиданно для самой себя всхлипнула я.
– Ладно! – проворчал Шломо и начал скороговоркой с кем-то переругиваться по рации.
По приказу полковника Али отвез меня обратно в деревню, а сам вернулся на стихийный митинг. Я осталась дома с женщинами, которые с трудом говорили по-английски. Назима болтала немного легче, чем мать. Если бы не наряд, она казалась бы вполне современной девушкой. Они готовили обед, дружно выпекая тонкие, почти прозрачные друзские лепешки. Это было похоже на священнодействие.
– Может быть, я могу помочь? – спросила я.
Женщины одновременно отрицательно замотали головой.
– Выпей! – Амаль налила столовую ложку оливкового масла и протянула мне.
– Ой, а можно я не буду? –
– Выпей! – настойчиво попросила Амаль.
Я закрыла глаза и с трудом проглотила ложку густого и пахучего оливкового масла.
– Очень полезно! – сказала Амаль. – Вот такого, глубокого темно-зеленого цвета должно быть настоящее масло из олив. Мы каждое утро пьем по ложке масла, и у нас нет никаких болезней! Когда в нашей деревне стали работать мобильные телефоны, от рака умерло сразу два человека. Мы протестовали против вышек. После этого у нас нет мобильной связи.
– Вы сами делаете масло?
– Да, у Али тут производство налажено. У нас прекрасные оливки, масло получается особенным. К нам со всей округи за ним ездят!
– А мне очень понравилось ваше фирменное блюдо, лабанэ! – сказала я с искренним восхищением.
– Когда-то женщины-муахиддун давали мужу в поле с собой четыре лепешки с лабанэ, и ему хватало на целый день! Вкусно и питательно. У нас еще прекрасные яблоки есть, угощайся! Необыкновенные яблоки Голанских высот!
Мне налили крепкого, пахучего кофе и порезали яблоки дольками.
– Я слышала, у Назимы скоро свадьба? Поздравляю!
– Да, дядя в Сирии нашел жениха, Мухаммеда, я уже видела фото! – кивнула Назима радостно. – У нас же тут проблема, муахиддун – не так много. Больше в Сирии и в Ливане. Еще наши люди по всему свету рассеяны, даже в России есть. Вот и приходится знакомиться заочно, в других странах. Мы с Мухаммедом уже несколько раз в Ущелье Плача разговаривали. Он мне понравился. У нас нельзя насильно выдавать замуж девушку, если ей не нравится жених. А здесь мне никто не нравится…
– А как можно разговаривать в ущелье? – поинтересовалась я. – Вот и Али мне вчера об этом рассказывал… Только я не совсем поняла.
– Там хорошая слышимость. Если громко кричать, то можно все разобрать. Раньше израильские солдаты мешали нам это делать, ставили глушилки, теперь не мешают, – сказала Назима. – Приходят родственники и знакомые с нашей стороны и с той и переговариваются. Так и женихи с невестами иногда знакомятся.
– Иногда печальные истории бывают, – вздохнула Амаль. – Если парень-муахиддун полюбит девушку другой веры или наоборот. Если они решат пожениться, то муахиддун перестает быть муахиддун и дети тоже никогда не будут муахиддун. Таким парам приходится уходить из деревень, иногда даже уезжать в другую страну. Такие бывают трагедии!
– Как в фильме «Сирийская невеста»! – подтвердила Назима. – Недавно из нашей деревни один парень уехал. Влюбился в туристку-англичанку. Его тут затравили…
– Какая у вас одежда интересная! – сказала я между тем, рассматривая наряды женщин. – Даже дома вы так заку таны…
– Традиция! – вздохнула Назима. – Ничего не поделаешь! Мне иногда тоже хочется, как ты, надеть яркую кофточку, джинсы, украшения на шею повесить. Или по улице в туфлях на высоких каблуках прогуляться. Некоторые молодые девушки в нашей деревне так и поступают. Но мне – нельзя. Мы из семьи старейшины. Должны носить только черно-белые одежды и обувь без каблука.