Изучающий мрак (Дарвей)
Шрифт:
– Отчего же здесь так мрачно?
– проворчал монах, сворачивая на заросшую бурьяном дорогу.
– Даже птицы не поют. Хорошо, что я в светлое время сюда пришел. Ночью здесь, наверное, призраки в мяч играют - головами случайных путников... Проклятый этот край, что еще сказать?
Дарвей с надеждой прислушался, но вокруг стояла мертвая тишина. Не было даже обычного треска насекомых. Монах недовольно покачал головой. Ему здесь нравилось все меньше и меньше. До копей еще было полдня ходьбы, а он уже ощущал себя принесенным в жертву тьме.
Вскоре дорога вовсе исчезла, скрывшись под ковром буйной растительности. Дарвей посмотрел на высящиеся вокруг него деревья и осознал, что оказался в настоящем лесу. Чтобы попасть к копям, ему нужно было пройти сквозь него и подняться на холм.
Дарвей достал нож и словно тень заскользил между деревьев. Он умел мягко, неслышно ступать, и тешил себя надеждой, что если он не слышит собственных шагов, то и другим они не слышны. Лес был смешанный: попадались липы, клены, топали, иногда даже дубы. На песчаном пригорке прочно обосновался десяток елей.
– Как мало нужно времени, чтобы природа стерла человеческие следы... Где былая дорога, торговые посты, селения рабочих? Раньше здесь кипела жизнь, а теперь ничего не напоминает о ней. Даже заржавленного гвоздя не найти, - вздохнул монах.
– Даже Габельн, этот огромный город, будет поглощен природой, как только его оставят люди. Его занесет землей, ветер источит и обрушит каменные своды, на них вырастут деревья. Все рождается, растет и умирает... Вот как этот ясень.
Его взгляд задержался на дереве, повалившемся от старости.
Где-то высоко над головой Дарвея зачирикала птичка. Лес освободился из оков сковавшего его страха и зажил своей обычной жизнью.
– Такое впечатление, что я, сам того не замечая, пересек невидимую границу, - заметил мужчина.
– Здесь даже небо светлее. Возможно, Гаер ошибся, и вокруг озерного города не одно поле, а два?
Через два часа он был уже в гуще леса. Монаха снова стала беспокоить рука. Он сделал небольшой привал и с огорчением обнаружил, что уже почти зажившая рана начала опять гноится. А целебное зелье закончилось еще два дня назад. Дарвей кое-как промыл рану, в сердцах проклиная ржавый крюк, послужившей ей причиной.
И тут мужчина услышал крик о помощи.
– Неужели опять разбойники?
– удивился Дарвей.
– Здесь? Да кого же им в этой глуши грабить?
– Ай! Нет-нет! Я не собрался вас трогать! Не надо!
– Не лес, а проходной двор какой-то...
– проворчал монах, поспешно меняя повязку и вооружаясь.
– Неужели снова придется спасать кого-то?
Нет, это были не разбойники.
На большом, раскидистом клене сидел юноша, крепко вцепившись в ветку разодранными в кровь пальцами, и с ужасом смотрел вниз. У него была очень уважительная причина для страха - у корней дерева его поджидал разъяренный кабан. Он угрожающе щелкал огромными клыками, на которых уже выступила пена, топорщил загривок, и то и дело бросался на ствол, желая добраться до обидчика.
Свиньи миролюбивые животные, но только не в том случае, когда идет речь о безопасности их потомства. А возле клена крутилась свинья с десятком маленьких, похожих на полосатые бочонки поросят.
Дарвей трезво оценил ситуацию. Если он не отгонит кабана, то тот заморит юношу голодом. Эти животные не только злопамятны, но и умны. Когда кабану надоест бросаться на дерево, он сделает вид, что ушел, а сам спрячется в ближайших кустах. Он подождет, пока человек спустится с клена и отойдет от него хотя бы на пару шагов. А потом выскочит из укрытия и сполна рассчитается с обидчиком.
Но вопрос не в том, убьет кабан парня или нет, а в том, нужно ли это Дарвею.
– Если я его спасу, это может привести к новым неприятностям. Задержка в пути, особенно когда до цели осталось так мало - это совершенно лишнее.
Он вглядывался в перепуганное лицо юноши, пытаясь понять, что тот из себя представляет. Молодой человек обладал приятной, располагающей к себе наружностью. У него были светлые, практически белые волосы и синие глаза. Он был очень бледен, но исходя из ситуации, в этом не было ничего удивительного.
– Ну что тебе от меня надо?!
– воскликнул он с отчаянием.
– Крови моей хочешь, а ведь я не трогал твоих поросят, пропадай они пропадом. Не знаю, с чего они начали визжать. Может у них просто дурное настроение?
Кабан вдруг затих и, сделав несколько кругов вокруг клена, затрусил обратно в глубь леса. Свинья, призывно хрюкая, собрала вокруг себя поросят и последовала за ним. Дарвей не удержался и, выйдя из-за дерева, взял на руки самого маленького поросенка. Мужчина почесал ему спинку, и животное уютно устроилось у него на груди, закрыв глаза от удовольствия. Свинья, не досчитавшись одного отпрыска, вопросительно хрюкнула.
– Нет! Нет! Умоляю, верните его ей!
– закричал юноша, увидев, что делает Дарвей.
– Иначе это чудовище вернется!
– Серьезно?
– усмехнулся монах.
– Но ты прав... Вот и он.
Дарвей опустил поросенка перед кабаном и похлопал того по массивному заросшему жесткой щетиной боку. Кабан обнюхал поросенка, и, не проявляя ни капли агрессии, двинулся вперед. Монах проводил их взглядом и кивнул парню:
– Можешь спускаться. Опасность миновала.
– Как вы это сделали?
– ошеломленно спросил юноша.
– Что сделал?
– Отогнали кабана. Это ваше животное?
– Впервые его вижу, - честно признался Дарвей, подходя ближе.
– Но все это не важно, можешь мне поверить. Лучше скажи свое имя.
– А почему я должен вам его говорить?
– насторожился парень, спрыгивая на землю.
На нем были надеты темно-зеленые штаны и белая рубаха из тонкого полотна с разорванным воротом. Плащ он где-то потерял.