Изумрудное оперение Гаруды
Шрифт:
В жизни современной Индонезии рожденная в аравийских песках религия имеет немаловажное значение. Девять индонезийцев из десяти пять раз в день произносят: «Аллах акбар!» — «Велик аллах!», при встречах приветствуют друг друга арабскими словами «ассалям алейкум». Однако официально государственной религией ислам не провозглашен.
Еще до завоевания независимости в августе 1945 года комитет, разрабатывавший конституцию будущей республики, принял так называемую Джакартскую хартию. На первое место в этом историческом документе был поставлен принцип веры в бога и обязанность каждого мусульманина строго соблюдать предписания шариата. Но вместе с тем
Таким образом, хартию можно толковать двояко: в духе и религиозности, и секуляризма. Мусульманские ортодоксы ссылками на первую часть хартии добивались и добиваются и сейчас превращения страны в теократическое исламское государство. Светские же круги подчеркиванием второй части настаивали и продолжают настаивать на подчинении ислама государственной идеологии Панчасила, в которой постулат веры в бога — один из пяти принципов. Нечеткое формальное определение места и роли ислама в социально-политической жизни дает власть имущим возможность маневрировать и использовать это в своих целях. Поэтому в Индонезии практика правительства в религиозном вопросе имеет особое значение.
В октябре 1981 года в Мекку из Индонезии несколькими партиями на самолетах государственной авиакомпании «Гаруда» отправились 75 тысяч паломников. Самой старой из них была 90-летняя Салиа Сусанта с Восточной Явы. Всю жизнь она копила деньги для хаджа — одного из пяти обязательных для правоверного мусульманина обрядов. Поездка к священному черному камню Каабы стала для Салии Сусаниты последней в ее жизни. Не выдержав дальней дороги, она навеки упокоилась в священной земле пророка. Ее участь в разное время разделили около 700 других индонезийцев, имена которых добросовестно напечатали газеты.
Так «повезло» не всем страждущим в горячей молитве прикоснуться лбом к серым, отполированным миллионами ног плитам главной мусульманской мечети. Многие сотни из них оказались жертвами мошенников. В сентябре, накануне паломнического сезона, в глухие деревни разъехались респектабельно одетые молодые люди с черными, сверкающими замочками «дипломатами». Вежливо, убедительно они предложили не выезжавшим ни разу за пределы родной деревни крестьянам услуги в чрезвычайно сложной организации хаджа, оформлении многочисленных, непонятных деревенским жителям бумаг.
Потом собрали пожизненные накопления стариков, документы и, назначив день «отлета», исчезли. Напрасно приехавшие в назначенное время в джакартский аэропорт Перданакусума в специально сшитых белых, строго праздничных одеждах крестьяне, обвешанные узлами, сумками и чайниками, высматривали в чужой многоликой толпе «организаторов» путешествия в Саудовскую Аравию. Без денег, билетов, документов они несколько дней ждали чуда, которое перенесло бы их на священную землю за тридевять морей, пока полиция не запретила им жить в зале ожидания аэропорта.
В сентябре 1982 года военный трибунал лишил воинского звания и приговорил к 20 годам тюрьмы капитана Самади за то, что тот спрятал на ночь в мечети кусок свинины. В том же году в марте суд Центральной Джакарты признал виновным в «подрывной деятельности» и приговорил к высшей мере наказания Имрон Мухаммед Зайна, руководителя мусульманской экстремистской организации Исламский революционный совет Индонезии. Вприговоре было указано, что он повинен в создании «нелегального движения» с целью свержения законного правительства и замены Панчасилы другим мировоззрением». В речах прокурора и адвокатов ни разу группа боевиков Имрона не была названа ее подлинным «названием — «Команде джихад». Священное мусульманское слово было исключено из слушаний. Прессу также строго предупредили не связывать этот судебный процесс с религией.
Праздник Идул Адха, который сопровождается принесением в жертву животных и раздачей их мяса верующим, я решил встретить у стен самой старой мечети Явы. Из подготовленного американскими авторами справочника явствовало, что она построена проповедником Сунан Гунунг Джати в деревне Чилинчинг, чуть к востоку от джакартского морского порта Танджунг-Приок. С трудом удалось отыскать мечеть почти у самой воды. Называлась она Масджид ал-Алам. Ее серые, в темных подтеках стены, тусклая, покосившаяся луковица купола, холодные внутренние залы действовали угнетающе. Не верилось, что это первая мечеть на яванской земле. Она не радовала, не приманивала. Наоборот — отталкивала.
За несколько дней до Идул Адха на базарах и на импровизированных торжищах верующие могут купить козла или буйвола. За день до заклания животных свозят к мечетям. Около каждой образуется маленькое стойбище. А здесь было пусто: ни людей, ни животных. Мечеть явно была заброшенной.
Оказалось, что составители справочника ошиблись. Им надо было проехать еще миль пять на восток, до деревни Мирунга, и там бы они увидели то, о чем хотели написать. В заблуждение их, видимо, ввело название святилища. Мирунгская мечеть тоже называется Масджид ал-Алам. Вот ее-то и построил, согласно преданию, Сунан Гунунг Джати — один из девяти первых проповедников ислама. По яванскому обычаю, его как выдающуюся личность похоронили у подножия горы Джати и стали именовать впредь по названию места захоронения.
Чтобы добраться до мечети, пришлось нанять лодочника. Молодой парень за 150 рупий вызвался отвезти меня туда и обратно. Уже по невероятно низкой плате за перевозку можно было догадаться, что иностранцы появляются в Мирунге далеко не каждый день. Лодочник долго лавировал меж затопленных разлившейся рекой кустов, сплетенных из бамбука ловушек для рыбы — келонгов, наконец высадил на берег.
Место оказалось весьма живописным. Между тем, пока я ехал на машине вдоль берега, все время отмечал его нагоняющий тоску неприглядный вид. Серые, длинные складские помещения, закаменевшие от придорожной пыли чахлые деревца, замусоренный голый берег. А здесь — зеленая трава, древние, с могучими кронами деревья, опрятное старинное кладбище и, наконец, сама мечеть — маленькая, ладная, светлая, с резными деревянными решетками на окнах. Вокруг был народ. Но не много.
Мужчины разместились внутри мечети и, опустив глаза к полу, сосредоточенно выслушали маленькую проповедь. Сзади них истуканами в белых балахонах сидели женщины. Детишки во дворе вились около приговоренных к закланию животных. Дергали козлов за хвосты, совали им в морды пучки травы, с визгом рассыпались в стороны, когда какой-нибудь рогатый, потеряв терпение, пытался их боднуть.
Животных резала нанятая группа из пяти профессиональных забойщиков. Двое хватали скотину за лапы, валили на землю, третий острым длинным ножом чиркал по шее, остальные подносили очередную жертву. Через несколько минут в центре небольшой площадки лежала груда истекающих алой кровью тел.