Изумрудное оперение Гаруды
Шрифт:
Во время моего пребывания в Индонезии Западную Яву несколько месяцев терроризировал вулкан Галунггун. Сначала он излился на свои склоны лахарами — горячими, все сокрушающими потоками грязи, образовавшейся из лавы и растопленных льдов. Тысячи людей остались только с тем, что успели схватить в руки во время панического бегства от кипящих вязких рек. Потом Галунггун принялся обильно посыпать окрестности пеплом, превращая день в сумерки, губя посевы, умерщвляя домашний скот, загоняя людей в плотно закрытые, душные дома.
Индонезийцы издавна относятся к вулканам двойственно. Они считают их и злом и благом. В
Раз в год, в июне, в полнолуние у разверстой пасти Бромо на Восточной Яве собираются сотни окрестных жителей. В зияющей глубине бездонного колодца, верят они, скрывается жаждущий пищи гигант. Это с его каждым вздохом к небу устремляются плотные, крутящиеся ленты дыма.
Вокруг Бромо живут тенггеры, считающие себя потомками Антенг и Тегера, супругов, которые первыми поселились в этих диких местах. Последние слоги имен жены и мужа, сложенные вместе, дали название всему племени. Я хотел подняться к вершине вулкана вместе с тенггерами. Но в деревне Сукапура, самом крупном из ближайших к горе населенных пунктов, заведующий туристическим бюро отговорил меня от этой затеи.
— Тенггеры,— сказал он,— настороженно относятся ко всему чужому, даже к нам, яванцам. Лучше наймите лошадь и провожатого. Я вам в этом охотно помогу.
Так я и сделал. Подъем мы начали вдва часа ночи. Проводник шел впереди, таща за собой на поводке низкорослую послушную лошадку, я шел, пока позволяла крутизна тропинки, пешком сзади. Полная луна хорошо освещала дорогу, вьющуюся среди темного кустарника. Над нашими головами бесшумно мелькали летучие мыши, слышались меланхолические, нагоняющие уныние размеренные крики какой-то ночной птицы, в кустах заливались древесные лягушки, временами в уши, наполняя душу страхом, врывался жуткий треск в темноте кустарника, сокрушаемого, как казалось, чьей-то гигантской стопой.
Но уже через час навеянные ночью страхи развеялись. И справа и слева стали видны освещаемые красным светом факелов цепочки людей. Иногда нам попадались хижины, на стенах которых можно было рассмотреть связки сверкающих в лунном свете шелковыми боками крупных луковиц. Тенггеры разводят овощи: лук, капусту, морковь, картофель. Во влажных, постоянно жарких долинах эти огородные культуры растут плохо, а здесь, в горах, они дают хорошие урожаи. Мы были на вершине одними из первых. Луна щедро лила эй ровный таинственный свет, затопляя мягким серебром каменистую пустыню под названием Море Песка, голые, изрезанные продольными морщинами бока горы Баток, подсвечивая стелющийся вдоль южного горизонта дымок вулкана Дахамеру. Безмолвие, нарушаемое лишь глухими вздохами Бромо, безжизненность каменистых склонов, густо испещренных прячущими непроницаемую темень расщелинами, пустынность создавали ощущение пребывания на краю лунного кратера. Только приближающиеся красноватые ниточки плавающих во тьме огней напоминали о том, что это Земля и что здесь ты не один.
На вершине стали появляться ведомые распевающими заклинания колдунами тенггеры. Они сгрудились кучками около края кратера, разожгли костры из прихваченного с собой хвороста, расселись. Каждая деревня вокруг своего костра. Под аккомпанемент сухих, гулких ударов деревянными палочками по бамбуковым пеналам завели монотонные, гипнотизирующие песни. Один за другим сидящие тесным кругом мужчины и женщины — кое-где были и дети — начали присоединяться к мерно покачивающемуся из стороны в сторону шаману, сидящему в центре, в отблесках трепещущегося пламени. Вскоре они составили одно живое кольцо, неровно освещаемое пробуждающим первобытные страхи, но и восторги тоже огнем.
Сосредоточенные, неподвижные лица тенггеров были похожи на маски, которые можно было бы счесть за мертвые, не играй искорки в их полуприкрытых глазах. Под магическим светом луны, в окружении диких в своей первозданности гор, распевающие древние заклинания, тенггеры казались ожившей картинкой из книги по истории древнего мира.
Когда на востоке из-за далекого низкого гребня появилось солнце, тенггеры оставили побледневшие в свете начинающегося дня костры и принялись сбрасывать в зев вулкана, в свивающиеся над ним клубы дыма приготовленные дары, Вниз полетели пара связанных за ноги козлов, в жутком крике которых слышалось предчувствие смерти, тушки обжаренных в масле цыплят, темно-зеленые пачки завернутого в банановые листья вареного риса, гроздья бананов. Если Бромо будет доволен подношениями, он не затопит огороды тенггеров кипящей лавой, не разрушит землетрясением их убогие домишки.
История возникновения обряда, как я узнал позднее в Джакарте, такова. Близ горы давным-давно жила супружеская пара Кьяи Кесума и Ньяи Кесума. Все у них было хорошо, только не дал им бог детей. Однажды ночью в дверь их хижины постучал старец и попросился на ночлег. Добрые старики накормили, напоили и спать уложили странника. А наутро пришелец, осветившийся вдруг светом, сказал:
— Кьяи Кесума и Ньяи Кесума! Господь услышал вашу мольбу и дарует вам сына. Но будьте готовы вернуть его ему по первому же требованию.
Вскоре у супругов родился дивный мальчик. На радость всем он быстро рос, становился все краше. Но однажды радость сменилась горем. Появился так же неожиданно тот же ночной гость и повелел привести юношу рано утром к кратеру Бромо и сбросить его в жадную глотку подземного великана. Верные слову, послушные богу старики поднялись с сыном до зари на вершину, упали на колени, воздели руки к небу и молвили:
— Могучий Брахма! Смотри. Как ты и повелел, наш сын, наша отрада на старости лет,— здесь. Возьми его в жертву. Но позволь и нам умереть вместе с ним. Зачем нам жизнь без него?
Все закончилось, однако, благополучно. Как библейский Яхве остановил руку с кинжалом, поднятую Авраамом над сыном Исааком, так и индуистский бог в последний момент предотвратил смерть отчаявшихся Кьяи Кесума и Ньяи Кесума и их сына. Он, оказывается, лишь испытывал преданность стариков, а убедившись в ней, оставил им ненаглядное чадо. На радостях супруги поспешили домой, взяли своего единственного козла, вернулись к дымящемуся жерлу горы и сбросили животное с кручи, пообещав приносить такую же жертву великому Брахме каждый год.