Изумрудный лебедь
Шрифт:
Король Генрих больше всего ценил в своих ближайших соратниках искренность, поэтому герцог не имел обыкновения скрывать свои мысли.
— Один удар молнии — и всему конец. — Герцог сделал жест в сторону городских стен, под которыми были разбиты палатки. — Вы король Франции, монсеньор. Вы уже не Генрих Наваррский. А мы ваши подданные, и наши судьбы зависят от вас.
У короля было печальное лицо.
— Да, Руасси, вы правы, что отчитали меня. Молния ударила слишком близко, чтобы не напугать меня. Но, по правде говоря, жара в последние дни так нас допекла, что разгул стихии вызвал непреодолимое желание бросить ей
Он взял полотенце, протянутое стариком, и принялся вытирать волосы и бороду. Потом снял вымокшую рубашку. Опираясь на плечо Руасси, поднял сначала одну, потом вторую ногу, чтобы слуга стянул с него мокрые, заляпанные грязью сапоги, за ними последовали насквозь промокшие рейтузы и штаны.
Обнаженный, он подошел к столу, где стояла фляжка с вином. Поднес ее к губам и сделал добрый глоток, отер рот тыльной стороной ладони и с насмешливым и ироническим видом оглядел своих приближенных.
— Друзья мои, друзья мои, вы смотрите на меня как на сумасшедшего. Неужели был случай, когда я что-нибудь делал без разумной причины? Жиль!
Он щелкнул пальцами, подзывая слугу, тотчас же поспешившего к нему с ворохом сухой одежды. Генрих надел рубашку, влез в сухие штаны и рейтузы, затем сел на скамью, вытянул ногу, предлагая слуге надеть на свои царственные стопы чулки и сапоги.
— А теперь к столу, друзья мои. На рассвете я намерен отбыть.
Король поднялся с места, как только его сапоги были зашнурованы, и жестом пригласил всех к столу, где уже были расставлены хлеб, сыр, мясо и несколько бутылей вина.
— Значит, вы отправляетесь в Англию, несмотря на наши предостережения? — Руасси пытался скрыть свой гнев, но ему это не удалось.
— Да, Руасси, отправляюсь. — Генрих наколол на острие кинжала кусок говядины. — Пора поворковать с девицей. Мне нужна жена-протестантка.
Он поднес мясо ко рту, потом острием ножа указал своим приближенным на скамейки и табуреты, стоявшие у стола.
Это приглашение было равноценно команде, и его соратники заняли свои места. Один только Руасси замешкался, прежде чем сесть, и тотчас же потянулся за бутылкой вина.
— Мой господин, прошу вас подумать. Если вы уедете, боевой дух солдат снизится. Люди потеряют веру в наше дело, а жители Парижа, напротив, приободрятся, — сказал герцог.
Генрих разломил каравай ячменного хлеба.
— Мой милый Руасси, что касается наших людей, то я всегда с ними. А что до парижан, то пусть думают, будто я по-прежнему осаждаю город.
Он улыбнулся герцогу самой милой улыбкой, не обманувшей, однако, никого из присутствующих.
— Вы, мой друг, останетесь замещать меня. Мы одного роста. Вы будете носить мой плащ, когда станете появляться на людях. Скажете, что я вымок сегодня под дождем и это отразилось на моем голосе — я охрип, что мои проказы не прошли для меня даром. Скажете, что у меня лихорадка, а потому я редко выхожу из палатки.
Он слегка пожал плечами и положил кусочек хлеба в рот.
Руасси отхлебнул вина из бутылки. Итак, теперь стала понятна причина безумного танца под дождем.
— Я полностью доверяю тебе, Руасси, — продолжал Генрих, и теперь тон его был серьезным. — Ты прекрасно знаешь, как продолжать осаду, не хуже меня самого. Мы оба понимаем, что раньше зимы город не падет, а я вернусь как раз вовремя, чтобы засвидетельствовать их поражение и изъявление покорности.
Руасси кивнул, но лицо его оставалось суровым. Их шпионы, находившиеся в городе, сообщали, что горожане приняли твердое решение не отдавать ключей от города до тех пор, пока там останется хотя бы одна крыса, пригодная для еды, которую можно выловить из сточных канав. В городе еще оставались небольшие запасы зерна, но пополнить их из нынешнего урожая было нереально, и потому положение горожан неуклонно ухудшалось.
— Если вы слишком долго задержитесь в Англии, сир, пересечь Ла-Манш может оказаться невозможным до самой весны, — возразил Руасси.
— Я не задержусь там слишком долго, — объявил Генрих. — Если она окажется такой же пригожей, как на портрете, и я не сочту ее полной дурой, если к тому же она будет склонна к браку…
Он хмыкнул, и даже Руасси не смог скрыть улыбки при столь нелепой мысли. Какая девица могла бы отказаться от подобного брака?
— Тогда, — продолжал Генрих, — я быстро закончу переговоры с лордом Харкортом и вернусь к концу октября, чтобы начать дело о разводе с Маргаритой. Думаю, оно будет закончено до моей коронации?
Он вопросительно поднял бровь, глядя на своего канцлера.
— Не сомневаюсь, сир, — согласился тот, вынимая из кармана кружевной носовой платок и вытирая им рот брезгливым жестом, совсем не вязавшимся с окружающей походной обстановкой, грубой пищей и развязными манерами сотрапезников, которые, как и их король, прежде всего были солдатами, а уж только потом придворными и ничуть не стыдились своих совсем не изысканных манер.
— Кто будет вас сопровождать, сир? — спросил Руасси, отказавшийся от дальнейших попыток отговорить короля от этой экспедиции и предпочитая не тратить зря слов.
— Деруль, Ванкер и Магрэ. — Генрих указал на троих дворян по очереди. — А я назовусь тобой, Руасси. Раз уж тебе суждено на время стать мною.
Генрих нахмурился, и тотчас же на лице его не осталось ни малейших следов веселья и легкомыслия. Он опять стал неумолимым и бесстрашным полководцем.
— Я буду носить твои цвета и твой штандарт. Очень важно, чтобы никто, кроме девушки и ее родственников, не заподозрил ни на секунду, кто этот французский гость. Герцог Руасси предстанет при дворе королевы Елизаветы в то время, как его суверен будет продолжать осаду Парижа. Сама королева не должна подозревать, кто этот французский дворянин. Она утверждает, что поддерживает мой замысел, но ведь Елизавета коварна и непостоянна, как целый выводок гадюк. — Он откинулся на спинку скамьи, оглядывая своих приближенных. — Сомневаюсь даже в том, что ее правой руке известно о том, что творив левая, и если она узнает, что Генриха нет под стенами Парижа, никто не может предсказать, как она поведет себя.
— Именно так, государь. — Руасси подался к королю, и тон его стал серьезным, а голос напряженным. — Подумайте о риске, сир. Представьте, что будет, если вас все-таки узнают.
— Я буду осторожен, Руасси, если и ты правильно сыграешь свою роль. — Король потянулся к фляжке с вином. — Давайте выпьем за успех в любви, друзья.
Глава 11
На следующее утро Миранда проснулась от звука открывающейся двери.
— Доброе утро, Миранда. — К ее постели подошла леди Мод. Лицо девушки было бледным и мрачным.