Изумруды к свадьбе (Властелин замка, Влюбленный граф)
Шрифт:
— Это достаточная причина для ненависти. — Жан-Пьер внезапно рассмеялся: — А теперь он хочет отослать меня, и я просто взбешен. Разве не стали бы вы тоже ненавидеть человека, который хочет выгнать вас из собственного дома и разлучить с любимой? Но я пришел сюда для того, чтобы говорить не о ненависти к графу, а о любви к вам. Как только урожай будет убран, я уеду в Мермоз и хочу, чтобы вы поехали со мной, Даллас. Давайте поженимся, и тогда мы посмеемся над ним. Граф не властен над вами.
Не властен надо мной?! О, как вы
Жан-Пьер схватил меня за руки, прижал к себе, его глаза сияли.
— Даллас, выходите за меня замуж. Подумайте, какими счастливыми вы можете всех нас сделать — себя, меня, мою семью. Вы ведь любите нас, да?
— Да, люблю, — сказала я.
— Неужели вы хотите уехать отсюда… в Англию? Что вам там делать, Даллас, дорогая моя? Разве у вас там есть друзья? Тогда почему вы смогли их так надолго оставить? Ведь вам хочется остаться здесь, не так ли?
Я молчала, раздумывая о том, что говорил мне Жан-Пьер. Мне представилось, как я буду вместе со всеми волноваться за урожай винограда, как буду время от времени доставать этюдник, чтобы развивать свой скромный талант к рисованию. Ходить в гости к Бастидам… Но нет, в таком случае мне придется часто видеть замок, но я никогда не смогу смотреть на него без боли в сердце… И однажды я, возможно, встречу графа. Он взглянет на меня, вежливо поклонится и, вероятно, подумает: «Кто эта женщина? Я где-то ее видел. О, она та самая мадемуазель Лоусон, которая приезжала реставрировать мои картины и вышла замуж за Жан-Пьера Бастида, который теперь работает в Мермозе». Нет, лучше уж сразу уехать, чем так мучиться. Надо воспользоваться возможностью, которую предлагает Клод, ведь нельзя же в конце концов тянуть с ответом до бесконечности.
— Вы колеблетесь? — спросил Жан-Пьер.
— Нет, это невозможно.
— Вы не любите меня?
— Я не достаточно хорошо знаю вас, Жан-Пьер, а вы меня. — Эти слова вырвались у меня непроизвольно.
— Все, что мне надо знать, — это то, что я люблю вас.
Любите? — подумала, я. Но говорите об этом не так страстно, как о ненависти.
Его ненависть к графу была сильнее, чем любовь ко мне, и мне показалось, что одно выросло из другого. Хотел ли Жан-Пьер жениться потому, что считал, будто граф увлечен мною? Более чем вероятно. Я почувствовала, как во мне поднимается волна протеста против него. Жан-Пьер уже не был старым добрым другом, в чьем доме я провела столько приятных часов, а казался каким-то зловещим незнакомцем.
— Даллас, — продолжал он, — предположим, что мы поженимся. Я пойду к графу и скажу, что беру с собой в Мермоз жену.
Вот оно что! Он хотел прийти к графу победителем!
— Извините, Жан-Пьер, не будем говорить об этом.
— Вы хотите сказать, что не выйдете за меня замуж?
— Да, Жан-Пьер.
— Но… Я буду все же надеяться.
Мне захотелось как можно скорее выйти из подвала. Ненависть одного человека к другому просто ужасала, и я, которая чувствовала раньше себя такой уверенной и самостоятельной, способной позаботиться о себе, начала теперь понимать, что такое настоящий страх.
Оказавшись в своей комнате, я стала думать о предложении Жан-Пьера. Он не был похож на влюбленного. Но зато продемонстрировал, как глубоко способен чувствовать, когда говорил о графе. Назло графу он женился бы на мне. Мысль о чудовищной затее объясняла его приподнятое настроение. Значит, Жан-Пьер заметил, что граф проявляет ко мне интерес, хотя со времени своего возвращения из Парижа он, казалось, обо мне и не вспоминал.
Утром пришла ко мне Нуну, чем-то сильно удрученная.
— Я беспокоюсь о Женевьеве. После прогулки она сразу пошла к себе в комнату. Она плачет и смеется одновременно, и я не могу понять, что случилось. Пожалуйста, пойдемте со мной.
Мы вошли в комнату Женевьевы. Девочка действительно была в ужасном состоянии. Она швырнула шляпу для верховой езды и хлыст в угол комнаты и сидела на кровати, уставившись перед собой невидящим взором.
— Что случилось, Женевьева? — спросила я. — Может быть, я могу чем-нибудь помочь?
— Помочь? Как? Если только пойдете и спросите моего отца… — начала она с сомнением в голосе.
— Спросить о чем?
— Я уже не ребенок! — неожиданно закричала Женевьева. — Я взрослая. Я не останусь здесь! Я убегу!
У Нуну от страха перехватило дыхание, но все же она спросила:
— Куда?
— Куда захочу, и вы меня не найдете.
— Вряд ли кто-то захочет искать вас, если вы будете пребывать в подобном состоянии.
Она захохотала и почти тут же разрыдалась.
— Говорю вам, мадемуазель, я не хочу, чтобы со мной обращались, как с ребенком.
— Скажите, что вас так расстроило? В чем проявляется отношение к вам как к ребенку?
Женевьева уставилась на мыски своих сапог для верховой езды.
— Если я хочу иметь друзей, то они у меня будут!
— А кто говорит, что у вас не должно быть друзей?
— Я не думаю, что людей надо отсылать только потому, что… — Она негодующе посмотрела на меня. — Это вас не касается. И тебя тоже, Нуну. Уходите. Нечего стоять и смотреть на меня так, будто я младенец!
Нуну, казалось, была готова расплакаться, а я подумала, что, наверное, будет лучше, если она уйдет. Поэтому я подала Нуну знак оставить нас. А сама села на кровать в ожидании.
Наконец Женевьева угрюмо пробормотала: — Отец отсылает Жан-Пьера, потому что он мой друг.
— Кто это вам сказал?
— Никто, я сама знаю.
— Но почему он отсылает его именно по этой причине?
— Потому, что я его дочь, а Жан-Пьер один из его работников.
— И все-таки объясните подробнее.