Извращенная Гордость
Шрифт:
— Да, — быстро согласилась она.
Я повернул ее лицо так, чтобы она посмотрела мне в глаза.
— Есть ли у тебя хоть капля чести в этом изношенном теле? — мягко спросил я.
Она заморгала. Мой рот скривился в рычании.
— Нет. Ни одной чертовой унции. — я схватил ее за шею и начал входить в нее. Она поморщилась, и это вывело меня из себя. Все-таки врезавшись в нее, я пробормотал в ее ухо, — Ты когда-нибудь задумывалась, где Динара? — она напряглась подо мной, но я не сдался. — Ты вообще о ней думала?
Она всхлипнула. Она не имела права плакать, не имела права, потому что плакала не из-за дочери, а только из-за себя. Гребаный позор матери.
— Ты когда-нибудь задумывалась, делаю ли я с твоей маленькой девочкой то, что делаю с тобой сейчас?
Она ничего не ответила. Я выпрямился и продолжал трахать ее, пока, наконец, не кончил. Я отступил назад, бросил презерватив на пол и вытерся полотенцем, которое держал под рукой, прежде чем натянуть трусы и брюки.
Она повернулась, тушь размазалась у нее под глазами, и я бросил в нее полотенце.
— Очисти себя. И избавься от гребаного презерватива. Моя сперма капает на пол.
Она подняла с пола полотенце и сначала вытерла пол, а потом протерлась сама. Грязная шлюха.
— Убирайся с глаз моих, пока я тебя не убил, — сказал я.
Она пронеслась мимо меня, открыла дверь и чуть не столкнулась с Савио, который с отвращением отступил назад. Он поднял бровь, когда вошел.
— Ты все еще трахаешь эту сучку? Почему бы тебе просто не убить ее, как она заслуживает?
— Она не заслуживает смерти. Было бы слишком любезно убить ее.
И я дал Григорию слово, что сука будет страдать. Савио кивнул.
— Возможно. Но я думал, что ты будешь с девственной киской, а не с этим использованным куском мусора.
— Я не в настроении для девственной киски.
Савио заинтересовался.
— Я представляю, что там будет очень тесно и жарко, зная, что ты первый.
— Никогда не был с гребаной девственницей, так что не могу тебе сказать. Есть причина, по которой ты беспокоишься о моей неистовой ярости после секса?
— В чем разница между этой яростью и твоей яростью до секса? Или твоём настроением вообще?
— Ты чертовски умная задница, как Нино.
Савио неторопливо вошел и прислонился бедром к столу.
— Я хотел сказать тебе, что Симеоне ушёл в подвал с подносом еды для твоей девушки и еще не вернулся.
Я оттолкнул Савио, так чертовски разъяренно, что с трудом удержался, чтобы не убить всех до единого в этом гребаном баре. Я побежал вниз по лестнице, услышав хихиканье Симеоне, и увидел его в дверях камеры Серафины, а не внутри нее. Я замедлил шаг, зная, что спешить некуда. Он не был настолько глуп. Достаточно глуп, но не настолько, чтобы пытаться прикоснуться к чему-то, что было моим.
— Убирайся, мерзкий извращенец, — услышал я голос Серафины.
— Заткнись, шлюха. Ты не в Чикаго. Здесь ты ничто. Я не могу дождаться, чтобы похоронить свой член в твоей киске, как только Римо закончит ломать тебя.
— Я не буду принимать душ перед тобой. Убирайся!
— Тогда я позвоню Римо и скажу, чтобы он наказал тебя.
Так он мне позвонит? Интересно. Я подошел ближе, не издавая ни звука. Спина Симеоне дернулась, как будто он был занят дрочкой, что, вероятно, так оно и было.
Мой рот скривился в рычании, но я сдержал свой гнев. Снова наступила тишина, и я приблизился, не издав ни звука. В моем поле зрения появился профиль Симеоне, прислонившегося к дверному косяку и яростно потирающего свой уродливый член. Я остановился в нескольких шагах от него, и Серафина была в душе, стояв спиной к нему.
Симеоне практически истекал слюной на пол и дрочил, наблюдая, как Серафина принимает душ. Она была зрелищем, не спорю. Ее кожа была бледной, как мрамор. Ее задница два белых шара, в которые я хотел вонзить зубы. На ее теле не было ни единого изъяна, ни единого несовершенства, столь непохожего на мой собственный. Она была защищена всю свою жизнь, защищена от опасностей этого мира, и теперь она была в моей власти.
— Обернись. Я хочу видеть твои сиськи и киску. — приказал Симеоне, его рука двигалась быстрее на его члене.
Симеоне был так поглощен наблюдением за ней и дрочкой, что не заметил меня.
— Если ты не повернешься, я позову Римо.
— Я не повернусь, свинья! — прошипела она. — Тогда позови Римо. Мне все равно!
— Ах ты, маленькая шлюха! Я сам тебя разверну.
Симеоне сделал движение, как будто хотел оттолкнуться от двери, когда Серафина обернулась, одной рукой прикрывая грудь, а другой прикрывая киску. Вода, стекавшая по ее лицу, почти скрывала слезы.
Она посмотрела на Симеоне с самым отвращением, которое я когда-либо видел, ее голова была высоко поднята ... и затем она заметила меня.
— Видишь, это было не так уж трудно, правда? — проскрежетал Симеоне.
Мои губы скривились. Я вытащил нож из кобуры, просунул пальцы в держатель, наслаждаясь ощущением холодного металла на коже.
Она неподвижно смотрела, как я подошел к Симеоне. Ее идеальные гордые губы не произнесли бы предупреждения.
Я схватил его за горло и прижал нож к нижней части живота. Он вскрикнул от удивления и отпустил член.
— Ты собирался позвонить мне? — спросил я.
Его расширенные от ужаса глаза моргнули, когда его лицо покраснело от моей хватки. Я ослабил хватку, чтобы он мог говорить.
— Римо, я убедился, что она не валяет дурака. Все не так, как кажется.
— Хм. Знаешь ли ты, что ни один мужчина никогда не видел того, что ты только что увидел?
Он отчаянно замотал головой. Я поднял взгляд на Серафину, которая смотрела на меня с застывшим выражением лица.
— Видишь ли, теперь ты увидел то, чем я не собирался делиться, — объяснил я приятным голосом.