Изяслав
Шрифт:
Сердце монаха заколотилось... "От радости кудри вьются, в печали секутся". А во имя чего он, Кукша, отрёкся от радости? Только для того, чтобы своими жёсткими руками направлять на истинный путь нечестивых, выводить их из погани и болота? Чтобы влачиться по дорогам со странниками, несчастными, убогими от рождения, юродивыми? А может быть, ради спасения душ бывших богатеев, таких, как Исаакий, томящийся в козлиной шкуре? Что ж, Исаакию лучше, чем ему. Он познал сладость дьявола, опоганил тело, а теперь лечит душу. Ибо, не согрешив, не покаешься...
Монах испугался страшных мыслей. "Свят, свят, изыди", - зашептал он, но язык не слушался его.
– Я - Земля,
Женщина на серебряной дорожке горделиво ступала, развевающиеся складки лёгкой повязки вокруг пояса обнажали тело. В её левой руке дрожал рог, расплёскивая зелёное зелье. Стопудовыми молотами бил в уши монаха напев.
– Что же это? Господи, услышь грешника, помилуй мя. Помилосердствуй, возьми мою душу. Господи...
– шептал монах, или, может, ему только казалось, что шепчет. Перед расширенными зрачками Кукши пронеслось видение: дико всхрапывающие кони с приплясывающими всадниками, сверкающие мечи в голубом небе, чьи-то руки поднимают бронзовые кубки с пенящимся зельем. И хмельнее, огненнее этого зелья возникает из пены волн белое тело женщины, прекраснее и величественнее, чем купол храма божественной мудрости.
Близко, совсем близко танцующая кудесница. Кукша видит, как злорадно блестят её глаза. Он отшатывается. Но женщина призывным жестом сбрасывает последний покров - повязку и пояс, сжимающий бедра, - и дурманящий угар окутывает монаха. Он тянется к ней, к её волшебному телу, к кубку с приворотным зельем в её левой руке и не замечает, что правая рука танцовщицы заносит короткий каменный нож...
2
Тайной тропой, растянувшись в цепочку, шла малая дружина князя Изяслава. Её вёл боярин Склир, сын резоимца Жарислава. Сам Склир шёл вторым в цепочке. Время от времени он взмахом руки останавливал воинов и то прикладывал ухо к земле, то сторожко оглядывался вокруг и приказывал кому-нибудь из мечников влезть на дерево, поглядеть сверху - не видно ли поселения? Потом боярин опять махал рукой, и дружина продолжала путь. Склир ничем не выдавал своей тревоги, и его спокойствие благотворно действовало на воинов. А тревожиться было из-за чего. Где-то тут находились главные требища нечестивых. Их будут защищать язычники, не щадя жизни. Но Склир Жариславич должен во что бы то ни стало добыть победу, должен разметать их храмы и заставить смердов платить дань.
В чёрном теле держал Жариславичей князь Изяслав, не давал им должностей, не брал к огнищу. Склир долго мытарился простым воином. Лишь недавно сделал его князь сотским, но услал подальше от Киева.
"Ничего, - думает Склир.
– Всему своё время. Ещё князю понадоблюсь, позовёт ещё ко двору". Он был умён, проницателен, как все Жариславичи, имел ценное качество - умел ждать. В бою сражался хладнокровно и храбро. При виде чужинцев, пришедших за данью, недобрым огнём зажигалось его сердце. Склир ни с кем не собирался делить свою мошну. Поэтому и прослыл у непрозорливых заступником за Русскую землю. Кроме того, он сам хотел дани, ему всегда её было мало.
Вот и сейчас он вёл дружину в страшные места; он умел не показывать своих опасений. Его лицо с хищным носом и большим тонкогубым ртом было своеобразно красивым. Но стоило Склиру, как и всем Жариславичам, раскрыть рот для разговора или же в улыбке, и весь облик мгновенно менялся.
Склир остановил дружину и велел воину Перенегу залезть на высокую сосну. Через несколько минут Перенег соскользнул со ствола и сообщил, что вдали виднеется поселение.
Боярин
Тогда боярин приказал дружине обойти поселение. Сам же внимательно обследовал землю вокруг жилищ, определяя по протоптанным тропинкам и свежим следам, куда ушли смерды. Несколько раз он опускался на колени и нюхал следы ног и землю вокруг них. Разило чем-то кислым, терпким. "Пьют, скоты, праздник", - решил Склир. Все свежие следы вели в одну сторону. Туда же пошёл с воинами и Склир.
Вскоре дружинники заметили большую толпу смердов, окруживших волхва. Тот плясал перед деревом, к стволу которого был привязан человек в чёрной рясе. Так обычно одевались странствующие монахи. Голова черноризца бессильно свисала набок.
Склир первым выскочил на поляну. За ним, держась полукольцом, выбежали воины. Мечники выставили блестящие широкие лезвия, лучники натягивали тетивы. Язычники подались назад, закрывая волхва. Но тот, раздвинув руками толпу, выступил вперёд. Он спросил у боярина, что они за люди, а услышав ответ, стал громко поносить православную веру.
– Славим тебя, Чернобог!
– вопил он, подскакивал, плевался и дул во все стороны.
– Фу, тьфу, фу-фу! Велик наш Чернобог, а ваш - убог! Все видели!
Язычники были настроены воинственно. Один из них, богатырского роста, с приветливым открытым лицом, которое даже ненависть не могла исказить, подался вперёд и обратился к Склиру:
– Ты пришёл только за богами? Сначала возьмёшь богов, после - охоту нашу, птиц, и зверя, и борти.
– Он повёл могучими плечами, и прядь волос упала ему на лоб, придав лицу угрюмое выражение.
– Животы положим, а в рабы не пойдём. И дани не дадим!
Толпа придвинулась ближе к реденькой цепочке воинов. У многих язычников были в руках дротики и дубины. Ещё минута, и они сметут дружинников.
А кудесник всё подскакивал и славил антихриста:
– Дай силу, дай пророчество!
– просил он и, поворачиваясь к смердам, кричал: - Вижу, далеко вижу, всё вижу. Чернобог грядёт!
Склир понимал, что настал решительный миг. Если сейчас ничего не содеять, толпа растерзает их всех. Он подошёл вплотную к чародею и спросил: предвидит ли тот, что будет с ним сегодня?
Старец захлопал руками, как петух крыльями, и пропел:
– Телеса, телеса, сроблю сам чудеса!
– Не!
– крикнул Склир.
– Худо твоё пророчество. Чудес тебе не сробить!
Перед ошарашенной толпой сверкнул его меч, и голова кудесника с треском развалилась пополам.
Язычники, ещё мгновение тому назад готовые к нападению, увидев гибель всемогущего волхва, пустились бежать. Тут и нашлась кровавая работа воинам. Одни из нечестивых повалились наземь, пронзённые стрелами, других достали мечи.
Только несколько язычников не отступили. Особенно стойко держался молодой богатырь, дерзко отвечавший Склиру. Два дружинника, подскочившие к нему одновременно, почти одновременно же покатились по траве. Их головы были расплющены и вбиты в плечи огромной дубиной.