Изяслав
Шрифт:
– Нет, - поднимаясь с колен, сказал Изяслав.
– Дело у меня к князю Ростиславу Владимировичу.
Остромир прищурился, впился взглядом в отрока. Но тут же притушил взгляд, вскользь заметил:
– Ростислав Владимирович в этом терему живёт. Могу передать ему княжьи слова.
От посадника не укрылось замешательство отрока.
– У меня дело до него. Хочу в его дружину проситься...
Посадник заглянул в глаза отроку, проговорил:
– Скажешь, зачем послали тебя к Ростиславу, вдвое больше монет отсыплю.
Отрок молчал.
– А то и рабыню отдам...
Изяслав закусил губу,
– Ладно, - улыбнулся посадник.
– Испытывал тебя. Хороший воин у князя. Молодец. Мой челядин проводит тебя.
2
Ростислав Владимирович сидел спиной к вошедшему. Не оглянулся. Дописал что-то, свернул лист в трубку и только тогда встал из-за стола и повернулся.
Был он высок, широк в плечах и тонок в поясе. Одет просто и удобно в косоворотку из тончайшего льна с затейливой тмутараканской вышивкой на груди и рукавах, в длинные штаны с напуском на мягкий касожский сапог с мягкой же выворотной подошвой - удобнее не сыщешь для верховой езды. Из-под шёлковой наголовной повязки спадали на высокий лоб светлые кудри.
– Здравствуй, воин, - протянул отроку руку.
Изяслав замешкался. Впервые князь - хоть и безнадельный - протягивал ему руку, как равному. Даже во рту пересохло и голос охрип:
– Челом тебе бью от великого князя киевского Изяслава Ярославича!
Рыжие усы князя шевельнулись, глаза залучились радостью:
– От самого?
Изяслав поспешно отстегнул меч, протянул Ростиславу так, чтобы тот увидел имя на рукояти. Проговорил торжественно, подражая Ярославичу:
– Князь наказывал: мечом этим охраняй границы от врагов наших!
– Границы?
– На мгновение Ростислав задумался. Но был он быстр мыслью и молниеносно понял тайный смысл княжьего послания.
– Ну, спасибо же стрыю [27] моему, великому князю! Чем отблагодарить тебя, отроче? Проси. Моего в этом тереме не много. Но что моё - отдам. Что смогу - сделаю.
Казалось бы, сама судьба второй раз за короткое время испытывает Изяслава. И он вторично высказал заветное.
Засмеялся Ростислав:
– Твоему горю легко помочь. Если боярин не продаст рабыню, выкрадем её! Одним грехом меньше, одним больше - мне всё равно. Баба да бес - один у них вес. А какому боярину её привезли?
27
Стрый - дядя, брат отца.
– Вышате Остромирову, - сказал отрок и увидел, как сник молодой князь. Ростислав с сожалением вздохнул:
– Говорил он мне про эту девку. По сердцу пришлась. Попробую попросить для тебя. Да навряд ли отдаст. А выкрасть не могу. Вышата - друг мой...
И развёл руками.
Такое искреннее сожаление звучало в голосе Ростислава Владимировича, что Изяславу стало немножко легче от его сочувствия.
– Прости, княже, - сказал он.
– Спасибо на добром слове.
И ответил на безмолвный вопрос Ростислава:
– А ничего иного мне не нужно.
– Ты погоди горевать. Поговорить всё же попробую, - молвил Ростислав.
– Сегодня наша дружина обратно в Киев отплывает с новгородскими купцами, - напомнил отрок.
– Скажу посаднику, чтобы тебя оставили в Новгороде.
– И Турволода, друга моего...
– попросил Изяслав.
– Ладно, - кивнул Ростислав.
– Через две недели другая ватага купцов в Киев собирается. С ней и пойдёте.
3
– Ну что ж, оставайся в Новгороде, - сказал боярин Жарислав и внимательно поглядел на отрока.
– А уж матери твоей я привет передам, не волнуйся.
И так он это сказал, что недоброе предчувствие сжало сердце отрока. Понял он, что боярин давно узнал его. А почему виду не подал - неизвестно. Может, задумал недоброе?
Он волновался бы ещё больше, если бы знал, что один только вид сына бывшей челядинки приводил боярина в ярость. Она возрастала в той мере, в какой боярин должен был её сдерживать. Ведь молодых Жариславичей князь сроду не осыпал милостями. Как и его родитель Ярослав, презирал за его ремесло - не подобает-де низкое занятие боярину. В голове Жарислава созревал новый замысел...
Изяслав-отрок, как было положено, проводил боярина до пристани, помахал на прощанье рукой. А когда шёл обратно, тяжко вздыхал.
...На второй день Ростислав Владимирович сам разыскал отрока, проговорил угрюмо:
– Виделся я с Вышатой. Не отдаст он тебе рабыню. А на меня обиду не держи. Великому князю передай: наказ его буду выполнять свято, живот за него положу без страха.
В этом отрок не сомневался. Радовало его, что такого сыновца имеет князь, и что любит его, и что именно ему, Изяславу-отроку, выпал случай отвезти подарок Ростиславу.
– Счастливого тебе пути, отроче, - сказал Ростислав.
– Услышишь обо мне. Захочешь - приезжай. Ближним боярином будешь, разделишь со мной и радость и горе.
– Пусть удача сопутствует тебе, - ответил Изяслав.
Молодой князь ушёл, а отрок ещё долго думал о нём, радовался, что есть на свете такие люди, как Изяслав Ярославич и племянник его Ростислав.
Минуло два дня. Изяслав никак не мог смириться с мыслью, что Селия для него потеряна навсегда. Однажды, проходя по огромному теремному двору, он услышал песню. Нежный голос выводил на незнакомом языке печальную мелодию. Воин остановился. Это голос Селии! Изяслав вглядывался в окна терема с разноцветными стёклами и слюдой. Там тоскует Селия. Если бы можно было вбежать к ней, обнять! Но стены и люди отделяют их друг от друга. Легче разломать стены, чем уговорить людей.
А Селия сидела на подушках в пышно убранной светёлке. На ковре около неё лежало ненавистное зеркало, над головой висела золочёная клетка с попугаем. И сама Селия значила тут не больше заморской диковинной птицы, привезённой для забавы русоволосого холодного Вышаты. Рабыня покачивалась в лад мелодии и рассыпала, словно бисер, восточные слова:
Подобна ласточке моя печаль тревожная, Подобна беркуту моя печаль тревожная, Терзает душу мне печаль могучим беркутом, Трепещет, прячется моя печаль, как ласточка...