Изюм от Дон Хуана, или Велосипед для паралитика
Шрифт:
Я попросил его еще раз рассказать мне о бабочке. Он бросил на меня изучающий взгляд и усмехнулся.
— Это союзник, — сказал он. — Ты знаешь это.
— Что союзник представляет собой в действительности? — спросил я.
— Невозможно сказать, что он такое в действительности. Точно так же, как невозможно сказать, что такое дерево.
— Дерево — это живой организм, — сказал я.
— Мне это мало о чем говорит, — сказал он. — Я могу сказать также, что союзник — это сила, напряжение, и я уже говорил тебе это, но это мало что сказало тебе об союзник.
Так
— Я и понятия не имел, что делаю это.
— Твой разум не сознает этого прежде всего потому, что он не может принять саму возможность существования союзника. К счастью, совсем не разум собирает союзник авместе. Это делает тело. Ты воспринимал союзников много раз и в значительной степени. Каждое из этих восприятий откладывалось в твоем теле. Суммой всех этих кусочков и является [твоя способность воспринимать] союзника [так же, как ты воспринимаешь дерево]. Я не знаю, как описать его иначе.
Я сказал, что не могу взять в толк, как это тело может действовать само по себе, словно отдельное существо, независимое от моего рассудка.
— Они не разделены, это мы их сделали такими, — сказал он. — Наш мелочный разум всегда в разногласии с телом. Это, конечно, только способ говорить, но достижение человека знания как раз и состоит в том, что он объединяет эти две части воедино. Поскольку ты не человек знания, твое тело сейчас делает странные вещи, которые неспособен воспринять твой разум. Союзник — одна из таких вещей. Ты не был безумен и не спал, когда воспринимал союзника в ту ночь прямо здесь.
Я спросил о той пугающей мысли, которую они с доном Хенаро зачем-то внушили мне, что союзник — это существо, ожидающее меня на краю маленькой долины в горах северной Мексики. Они сказали мне, что рано или поздно я должен буду пойти на это свидание с союзником, чтобы бороться с ним.
— Все это лишь способы говорить о тех тайнах, для которых не существует слов. Мы с Хенаро сказали, что на краю той долины тебя ожидал союзник. Это заявление было правильным, но не в том смысле, который ты ему придаешь. Союзник ждет тебя, это совершенно верно. Но не на краю какой-либо долины, а прямо здесь, или вон там, или в любом другом месте. Союзник ждет тебя точно так же, как ждет тебя смерть — повсюду и нигде.
— Зачем он меня ждет?
— Затем же, зачем тебя ждет смерть, — сказал он. — Потому что ты был рожден. В данный момент невозможно объяснить, какой смысл кроется за всем этим. Сначала ты должен ввести союзника в свой опыт. Тогда объяснение магов сможет пролить на него свет. Пока что у тебя было достаточно силы, чтобы прояснить по крайней мере один момент, что союзник — это бабочка.
Несколько лет назад мы ходили в горы, и там ты столкнулся с чем-то неизвестным. Тогда я не мог рассказать тебе, что именно происходит. Ты видел странную тень, летающую взад и вперед над костром. Ты сам сказал, что она выглядела как бабочка. Хотя ты не знал, о чем говоришь, ты был абсолютно прав. Тень была бабочкой. Затем при других обстоятельствах что-то очень сильно испугало тебя после того, как ты заснул опять-таки перед огнем. Я предупреждал тебя, чтобы ты не спал, но ты не обратил внимания на мои слова. Ты заснул, и это отдало тебя во власть союзника, и бабочка наступила тебе на шею. Почему ты остался жив, навсегда останется для меня загадкой. Тогда ты этого не знал, но я уже считал тебя мертвым. Настолько серьезной была твоя оплошность.
С тех пор каждый раз, когда мы бывали в горах или в пустыне, ты даже не замечал, что бабочка всегда следовала за тобой. Так что в общем мы можем сказать, что для тебя союзник — это бабочка. Но я не имею в виду, что это бабочка в обычном смысле этого слова. Называть союзника бабочкой — опять-таки только способ говорить, способ сделать эту безбрежность вокруг нас понятной.
— А для тебя союзник тоже бабочка? — спросил я,
— Нет. То, как каждый понимает союзника, — это его личное дело.
Я заметил, что мы опять вернулись к тому, с чего начали. Он так и не рассказал мне, что представляет собой союзник на самом деле.
— Не стоит приходить в замешательство, — сказал он. — Замешательство — это настроение, в него можно войти, но точно так же и выйти. В данный момент нет возможности прояснить что-либо. Может быть, еще сегодня мы сможем рассмотреть эти вещи более детально, Все зависит от тебя. Или, скорее, от твоей личной силы.
— Ты почти сделал это, — сказал дон Хуан. Мы сидели на кухне у горящего очага. Я через силу выдавил из себя несколько замечаний, пытаясь вернуться в свое обычное состояние. В конце концов это мне удалось. Казалось, с меня внезапно спала какая-то пелена, и я вновь оказался в привычном состоянии заинтересованности и ошеломленности,
— Хорошо, хорошо, — сказал дон Хуан, погладив меня по голове. — Я говорил тебе, что подлинным искусством воина служит умение уравновешивать ужас и удивление.
Настроение дона Хуана было необычным. Он выглядел каким-то нервным, встревоженным. Казалось, он о чем-то хотел поговорить со мной. Я решил, что он готовит меня к объяснению магов и сам встревожился. В его глазах был странный блеск, который прежде я видел лишь несколько раз. Я спросил, что с ним. Дон Хуан ответил, что рад за меня и что как воин он разделяет радость побед окружающих его людей, если только это победы духа. Он добавил, что я, к сожалению, еще не готов к объяснению магов, потому что, хотя я и успешно решил задачу дона Хенаро, но не смог отразить его последнюю атаку и был почти мертв, когда дон Хуан лил на меня воду.