Изюм от Дон Хуана, или Велосипед для паралитика
Шрифт:
— Прежде всего, я думаю, смертельно неправильно для тебя относиться ко всему так серьезно, — сказал он, садясь рядом со мной. — Есть три рода плохих привычек, которыми мы пользуемся вновь и вновь, сталкиваясь с необычными жизненными ситуациями. Во-первых, мы можем отрицать очевидное и чувствовать себя при этом так, словно ничего не случилось. Это — путь фанатика. Второе — мы можем все принимать за чистую монету как если бы мы знали, что происходит. Это — путь набожного человека. И третье — мы можем приходить в замешательство перед событием, когда мы или не можем ни искренне отбросить
Мы долгое время молчали. Слова дона Хуана были для меня подобны бальзаму.
— Могу ли я говорить о доне Хенаро и его дубле? — спросил я.
— Разве ты не говоришь со своими друзьями?
— Я-то говорю, но чем они могут мне помочь?
— Никогда не думал, что тебе нужна помощь. Ты должен культивировать чувство, что воин ни в чем не нуждается. Помощь в чем? У тебя есть все необходимое для того экстравагантного путешествия, каковым является твоя жизнь. Я пытался научить тебя тому, что реальным опытом должен быть сам человек, и все, что для этого нужно — быть живым. Жизнь — это маленькая прогулка, которую мы предпринимаем сейчас, жизнь сама по себе достаточна, сама себя объясняет и заполняет.
— Понимая это, воин живет соответственно. Поэтому можно смело сказать, что опыт всех опытов — это быть воином.
Он выжидающе посмотрел на меня, но я медлил, тщательно подбирая слова.
— В конечном счете, воин не ищет ни понимания, ни помощи.
— Что со мной не так, дон Хуан? — спросил я.
— Ты индульгируешь, — бросил он. — Ты считаешь, что индульгировать в сомнениях и размышлениях — это признак чувствительного человека.
— Ты так говоришь, словно я намеренно обманываю самого себя, — сказал я.
— Мы обманываем самих себя намеренно, — сказал он. — Мы сознаем свои действия, но наш маленький ум превращает себя в монстра, каковым он себя воображает. Однако, он слишком мал для такой большой формы.
Разговор зашел о Хенаро.
— Хенаро — человек, — сказал дон Хуан ободряющим тоном. — Правда, он уже больше не такой человек, как ты, но это его достижение, и это не должно возбуждать в тебе страх. Если он другой, то тем больше причин восхищаться им.
— Но могу ли я понять его изменения?
— Конечно, ты и сам меняешься.
— Ты хочешь сказать, что я выработаю дубля?
— Никто не вырабатывает дубля. Это просто способ говорить. Из-за своей любви к разговорам ты служишь мешком для слов. Ты — в сетях их значений. Сейчас ты думаешь, что дубля вырабатывают какими-нибудь злыми чарами. Но все мы, светящиеся существа, имеем дубля. Все мы! Воин учится сознавать это, только и всего. Есть, видимо, почти непроходимые барьеры, охраняющие это сознавание, но этого можно было ожидать. Эти барьеры и делают такую задачу уникальной.
— Почему я так боюсь этого, дон Хуан?
— Потому что ты думаешь, что дубль — это то, что означают слова, некий двойной или другой ты. Я выбрал это слово только для описания. Дубль — это ты сам, и ни в какой иной форме встретиться с ним нельзя.
— Что если я не хочу его иметь?
— Дубль — это не дело личного выбора. Точно так же не нам решать, кто будет избран для обучения знанию магов, которое ведет к такому сознаванию. Ты никогда не задавал себе вопрос, почему именно ты?
— Все время, Я сотни раз задавал этот вопрос и себе, и тебе тоже, но ты так и не ответил.
— Я имею в виду, что ты должен задавать себе этот вопрос не как требующий ответа, а в смысле размышления воина над его огромной удачей. Удачей оттого, что он нашел вызов.
— Превратить это в обыкновенный вопрос — средство обычных рассудительных людей, которые хотят, чтобы ими восхищались или жалели их. Меня не интересует такого рода вопрос, потому что нет способа ответить на него. Избрать тебя было решением силы. Никто не может изменить планов силы. Теперь, когда ты выбран, ты уже ничего не сможешь сделать, чтобы остановить выполнение этого плана.
— Но ты сам говорил мне, дон Хуан, что всегда можно потерпеть поражение.
— Это верно. Каждый может потерпеть поражение, Но я думаю, ты имеешь в виду что-то другое. Ты хочешь иметь свободу потерпеть поражение и закончить все на своих собственных условиях. Слишком поздно. Воин находится в руках силы, и его единственная свобода заключается в том, чтобы вести безупречную жизнь. Нет никакого способа разыграть победу или поражение. Твой рассудок, для того, чтобы отказаться от целостности самого себя, может захотеть, чтобы ты проиграл битву и упал. Но есть контрмера, которая не позволит тебе провозгласить ложную победу или ложное поражение. Если ты думаешь, что можешь отступить в гавань поражения, то ты не в своем уме. Твое тело будет стоять на страже и не позволит тебе пойти этим путем.
Он тихонько засмеялся.
— Почему ты смеешься? — спросил я.
— Ты в ужасном положении, — сказал он. — Тебе слишком поздно возвращаться, но слишком рано действовать. Все, что ты можешь — это только наблюдать. Ты похож на младенца, который уже не может вернуться в материнское лоно, но еще не может ни резвиться, ни тем более действовать самостоятельно. Все, что может ребенок — это наблюдать и слушать рассказы о действиях. Ты сейчас как раз в таком положении. Ты не можешь вернуться в лоно своего прежнего мира, но в то же время не можешь действовать с силой. Ты можешь лишь наблюдать за поступками силы и слушать сказки — сказки о силе.
— Дубль — одна из таких сказок. Ты это знаешь, и именно потому твой разум настолько этим захвачен. Притворяясь понимающим, ты лишь бьешься головой о стену. Могу сказать тебе только то, что дубль, хоть к нему и приходят через сновидение, реален настолько, насколько это возможно.
— Согласно тому, что ты мне рассказал, дон Хуан, дубль может совершать поступки. Может ли в таком случае дубль…
Он прервал меня, напомнив, что неуместно ссылаться на его рассказы, так как я видел дубля собственными глазами.