Изюмка

Мурашова Екатерина Вадимовна

Очнулся он на холодной кожаной кушетке. Под головой холодила щеку сложенная белая простыня. Изюмка приоткрыл один глаз и понял, что находится в школьном медкабинете. Лежать было удобно, шевелиться не хотелось. За столом сидели Нина Максимовна и рыжая школьная медсестра с длинным лошадиным лицом. Звали ее по-иностранному – Ядвига

Францевна.

– Да это уж не первый раз так. Но там он как-то быстро в себя приходил, – сказала Нина Максимовна. – На перемене вот как-то набегался. В класс вошел – упал, и на физкультуре. Да не он один. Мне Семен Михайлович жаловался недавно – только в вашем, говорит, классе четыре человека таких. Да в «а», да в «в» еще по три. Уж и не знаю, что и делать. Им же отдельная программа нужна, система другая, нагрузки, закаливание. А так получается: все – бегом, а вы – на скамейке посидите…

– Да, я как врач вас очень понимаю, – Ядвига Францевна кивнула огненной головой. – А нельзя ли ему дома устроить такой режим?…

– Ой, что вы! – Нина Максимовна махнула рукой. – Эта безнадежно. Он, как теперь говорят, социально неблагополучный. Неполная семья, мать пьет. Старшая сестра у нас в восьмом класс. Недавно на педсовете говорили: курит, пьет, мужчины…

– Какой кошмар! – вздохнула Ядвига Францевна. – Бедные детки! От таких матерей их нужно отбирать!

«Тут случай непростой, – сказала Нина Максимовна, – Два года назад шел об этом разговор. Кирюша был в первом классе, Варя – в шестом. Так мать костьми легла – не отдам и все. Директор наш к ней домой ходила, по-хорошему хотела. Убеждала: вы пьете, не ухаживаете за детьми как следует, у вас мужчины все время, подумайте – им же будет лучше. Если вы измените свой образ жизни, сможете забрать их назад. Так она представляете что ей ответила…» – «Что ж тут можно ответить?!» – Ядвига Францевна высоко подняла рыжие брови. – «Ну уж нет! – ответила мать двух детей.

Не на ту напали! Заберут детей – и квартиру заберут. Что ж я, по-вашему, даром семнадцать лет на этой вашей гнилой фабрике в грохоте да в пуху вкалывала? Деньги-то те же я бы и лестницы мыла – заработала. Вот так – понимаете? Дети ей не нужны, нужна квартира. Директор рассказывала, аж тряслась вся…» – «Ужасно, ужасно», – Ядвига Францевна прижала ладони к длинным веснушчатым щекам. – «И ведь он неплохой мальчик, – продолжала Нина Максимовна. – Добрый, чуткий, отзывчивый. Но абсолютно не тянет. Читать я его научила, писать – кое-как. С математикой – абсолютно глухо. Сегодня я было обрадовалась – две задачи решил, а потом вижу – соседка его хитренько так на меня смотрит… Она и решила… Памяти никакой. Сегодня целый урок жуем, завтра ничего не помнит. Тема – виды подлежащих. На следующий день говорю: Кирюша, вспомни, что мы вчера проходили? О чем говорили? Что-то такое фиолетовое, – отвечает, – с зелеными блестками. – Представляете? Сейчас я его тяну, мягко стараюсь, не давлю на него. Он нервный жутко. Но у меня ведь не он один. Тридцать девять человек. Те же – Кашинцев, Аверин, Самойлов. Тот же контингент. Еще и хуже. Не только не тянут, но еще и злые, хитрые, мстительные… Иной раз сорвешься, накричишь, потом самой стыдно… А что с ним будет, когда пойдут предметники?…»

– Спецшкола… – предположила Ядвига Францевна.

– Да, скорее всего, – вздохнула Нина Максимовна, – Но перед этим окончательно расшатают ему нервную систему, озлобят, закомплексуют… И что самое страшное – ничего не поделать. Корень-то в семье…

– Да, да, это ужасно, – подтвердила Ядвига Францевна, решила, что достаточно послушала молодую учительницу и тоже заговорила о наболевшем, – Вы вот сюда взгляните, милочка, Это что, по-вашему?