Изюмка
Шрифт:
– Вездеход, – объяснил Изюмка. – Чтобы везде можно было проехать. Или еще можно «газик». Тоже хорошо.
– Ну и куда бы ты на нем поехал?
– Туда, где дождь.
– Как это?
– А просто. Я бы выехал куда-нибудь в поле, остановился и слушал, как капли стучат по крыше. А по стеклам текут струйки воды, а внутри тепло и сухо. А вокруг никого нет… Понимаешь?
– Понимаю, – задумчиво сказала Варька, а потом спросила. – А ты, Изюм, стихи часом не сочиняешь?
– Я – стихи? – страшно удивился Изюмка. – Нет, что ты! Это же только поэты…
– Да нет! – возразила Варька. –
– Ну так и у меня нет, – улыбнулся Изюмка. – Я вообще неспособный…
– Ерунда! – твердо сказала Варька. – Ты их всех не слушай. Вот мне Алевтина раз сказала, что Пушкин в школе тоже плохо учился. И в математике – ни в зуб ногой!
– Ну, раз Пушкин тоже, тогда я сегодня в школу не пойду! – засмеялся Изюмка.
– Не, не, чего это ты, – заволновалась Варька и строго сдвинула густые, тонко проведенные брови. – Я это совсем не к тому, чтобы в школу не ходить. В школу ты иди… это… обязательно…
Ну вот, видишь, – укоризненно сказал Изюмка, взял на руки сразу замурлыкавшего котенка и вышел из комнаты.
Увидев Изюмку, Серый смущенно улыбнулся и ткнул пальцем в эмалированную мисочку с отбитым краем:
– Вот, все, что есть. Может сходить, купить чего?
В мисочке лежали два обкрошившихся сухаря и полпачки печенья. По обе стороны мисочки стояло два свежевымытых стакана с торчащими из них алюминиевыми ложечками.
– Да нет, дядь Серый, хватит, – сказал Изюмка. – Чего еще ходить!
Серый облегченно вздохнул и схватил чайник.
– Вот сейчас заварочки свежей налью… – пробормотал он.
Изюмка притянул к себе пачку печенья и прочитал, шевельнув губами:
– Привет октябрю! – перевел глаза на Серого и спросил. – Чего это?
– Ну, наверное, от тех, кто это печенье делает, или… ну, не знаю я! – Серый окончательно смутился, ошпарил руку и затряс ею в воздухе.
Это ты что же такое делаешь?! – раздалось от двери, и в проеме появилась уже знакомая Изюмке тетя Лиза, которая вовсе не начальница, а работает в кочегарке. – Чем робенка-то кормишь? Сухарями какими-то заплесневелыми. Неужто б ноги отсохли до стекляшки дойти! Какую-никакую, а котлетку купить? Или пирожок там! Или уж ко мне заглянуть, в кочегарку. Небось у меня пампушка есть и беляша два. Домашние, между прочим. А ну, покладь этот сухарь на место! – скомандовала тетя Лиза Изюмке. – Сейчас я беляши принесу. Обожди чуток. – и снова вышла, перекачиваясь с боку на бок, как большая пестрая утка.
– От командирша, – усмехнулся Серый ей вслед. – Ну ты, Изюмка, и вправду подожди. Беляши у нее знатные… пробовал, того, не один раз.
Тетя Лиза вернулась и высыпала на стол два золотистых беляша и пышную булку, облепленную сахарной пудрой.
Ешь, робенок! – сказала она, пододвинув к Изюмке всю эту снедь. – Как, бишь, звать-то тебя?
– Изюмка! – ответил мальчик, от души въедаясь в пахнущую ванилью пампушку.
– Чего за кличка такая собачья? – удивилась тетя Лиза. – В документах-то как?
– В документах – Кирилл, – объяснил Изюмка.
– Вот. То другое дело – Кирюша. По-человеческому.
– Мне Изюмка нравится, – оказал Изюмка с набитым ртом. – Дразнилку трудно придумать. Кирилл – просто. Кирюшка – хрюшка. Или Кирилл – дрова рубил. Или Вовка Глухов – мой сосед по парте. Вовка – морковка, Вовка – подковка, Вовка – воровка… и еще можно. А Светке Кривко и вовсе плохо. Глядите! – Изюмка поднял ладони с растопыренными, испачканными сахарной пудрой пальцами и принялся по очереди загибать их. – Светка – конфетка, Светка – салфетка, Светка – таблетка, Светка – табуретка, Светка – каретка… Во! А ко мне – никак! Вот вы, дядь Серый, попробуйте. Изюмка-…Ну!
Серый покрутил головой, зазмеился улыбкой, признался:
– Не могу!
– Вот то-то! – обрадовался Изюмка. – И никто не может. У нас в классе всем дразнилки есть. Только у меня нету и у Аполлона Константинова. То есть, на Аполлона-то раз плюнуть придумать, конечно. Аполлон – слон. Но его все Аппендицитом зовут, потому что ему в позатом годе аппендицит вырезали. А к «Аппендициту» – никак. Только Верка Павлова говорит: «холецистит». Это у нее болезнь такая. Но только ведь это не считается, правда? Потому что совсем нескладно…
Изюмка жевал и говорил, а тетя Лиза и Серый слушали, подперев подбородки руками, и глядели одинаковыми глазами. То есть у тети Лизы глаза были карие, а у Серого – в цвет сумеречного ленинградского неба, но что-то все же одинаковое в них было. Что – этого Изюмка не сумел бы сказать словами…
Изюмка уходил, когда зоопарк уже закрылся, и сторожа, ворча, выгоняли последних посетителей. Проходя мимо клетки с волком, он оглянулся по сторонам, быстро перепрыгнул через ограду и просунул между прутьями бумажный фунтик с припрятанной беляшной начинкой. Подошедший Волк вежливо слизнул ее языком. Изюмка потрепал пышный волчий загривок.
– Ты меня узнал? – спросил он у Волка.
Волк понюхал изюмкину руку, потом лизнул. Язык был теплый и гладкий.
– А я думал, у тебя язык шершавый, как у Мурика, – сказал Изюмка и добавил. – Я еще приду. Я теперь часто приходить буду. Ладно?
Волк наклонил голову и ткнулся лбом в Изюмкину ладонь.
– Эт-то еще что такое?! – послышался сердитый и растерянный голос.
Волк насторожился, поставил торчком острые короткие уши. Изюмка краем глаза заметил сторожа, перескочил через оградку и опрометью бросился бежать к выходу из Зоопарка.
«Дядь Серый, вы где?» – позвал Изюмка. Никто не отозвался. Изюмка прошел вдоль ряда клеток, внутри которых раздавалось равномерное чавканье, будто работали машины. Толкнул дверь рабочей комнаты. Серый был здесь. Сидел за столом, уронив голову яаруки. Не шевелился.
«Здрасте!» – сказал Изюмка, поводя носом. На столе стоял мутный стакан. Вздохнув, Изюмка привычно заглянул под стол и привычно вздохнул еще раз. Серый поднял помятое лицо и глянул на Изюмку мутными как стаканное стекло глазами. – «А-а! Изюмка пришел!» – хрипло сказал он и бессмысленно улыбнулся. – «Зачем вы это, дядь Серый, а?» – с укором спросил мальчик. – «А-а! Ничего… это… я сейчас…» – Серый снова уронил голову на стол.