Изюмка
Шрифт:
Наконец утомившийся Мишка влетел под брюхо громко фыркнувшей Зои. Серый задвинул шибер и принялся за уборку. Сгреб лопатой навоз, вывез на тачке, ковырнул сапогом подстилку.
– Вот ведь, ироды, – пробормотал он себе под нос. – Третьего дня только все менял, а уже будто и с гнилью, – вздохнул и насадил на вилы влажное, преловатое сено…
По пути с навозного дворика, куда вываливали груженые тачки сразу три сектора, заглянул в кладовую, где хранилось сено.
– Зараз возьму кипу, – вслух сказал Серый. – Что останется,
Поверх штабеля, на рассыпавшемся сене спал мальчик лет десяти.
– От это да! – негромко сказал Серый и подошел поближе, чтобы разглядеть незваного гостя.
Мальчик лежал, раскинув руки, и тихо сопел.
Серый смотрелся в лицо спящего и вздохнул. Мальчик был некрасив. Белесые негустые волосы, низкий лоб, сплюснутая переносица, толстые, словно налитые изнутри губы. Нижняя губа посредине треснула, покрылась желтоватой корочкой.
Серый жалел всех некрасивых людей, потому что сам был некрасив. Сейчас он пожалел спящего мальчика, еще ничего не зная о нем. Поначалу он не задумался над тем, как попал сюда мальчик и почему он ночует здесь. То есть у него не было отчетливых, оформленных в слова мыслей об этом. Но пожалел он его сразу за все.
В это время мальчик потянулся, еще шире раскинул руки и вдруг улыбнулся чему-то во сне. Трещинка на нижней губе разошлась и из-под корочки выступила круглая капелька крови, яркая даже в полутьме подсобки. В груди у Серого что-то больно стронулось с места, он повернулся и выскочил в длинный, по-утреннему холодный коридор. Потом опомнился, удивился, шепотом выругал себя и вернулся назад.
Он тронул мальчика за рукав, отступил назад, чтобы не испугать и спросил негромко: «Ты чего это здесь, а?»
Мальчик открыл глаза и сразу же сел, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. И стал совсем маленьким, словно сложился. Серому вдруг захотелось взять его на руки, но он отчего-то испугался этого желания и быстро повторил, уже ворчливо и недовольно:
– Чего это ты тут?
– Я тут спал, – сказал мальчик и искоса посмотрел на Серого. Глаза у мальчика были маленькие, острые и темные, как бусинки.
– А чего это ты здесь спал? Разве можно? Здесь, того, не положено, – пробормотал Серый, сам не веря в убедительность своих слов.
Он чувствовал, что у мальчика надо спросить что-то другое, но никак не мог сообразить, что именно.
– Я не знал, что нельзя, – схитрил мальчик и нос его хитро сморщился, а глаза хитро заблестели. – Но я сейчас пойду и никто не узнает… А вы кто?
– Я – Серый. Работаю здесь.
– Ха! – усмехнулся мальчик, перекатился на четвереньки и внимательно, с головы до ног, оглядел Серого. – Какой же вы серый? Вы больше рыжий! Или это фамилия такая?
– Нет, не фамилия, – Серый пожал неширокими плечами. – Прозвище, может быть. Все так зовут, я уж привык.
– А, тогда ясно, – обрадовался мальчик и объяснил. – Меня тоже по прозвищу зовут – Изюмка!
– Ишь как! – улыбнулся Серый и даже не стал спрашивать, откуда взялось прозвище: глаза-изюминки говорили сами за себя.
– Да! Чего ж это ты ночью в зоопарке делал? – наконец вспомнил он.
– Я к Волку в гости приходил, – объяснил Изюмка. – А потом устал и заснул.
– К волку? – Серый задумался. – К Белому Клыку, что ль?
– Наверное. Он не сказал, как его зовут. Я зову – Волк.
– Вона как. А если бы он тебя цапнул? Зубищи-то у Клыка видал какие?
– Видал, – Изюмка тряхнул волосами, в которых застряли сухие травинки. – А только чего ему меня кусать?
– Ну-у… зверь, известно, разве разберешь, чего ему в башку придет…
– А человеку – разберешь? – вдруг спросил Изюмка. Серый смутился, переступил с ноги на ногу.
– Эка ты сказал… – медленно протянул он, но Изюмка, кажется, и не ждал ответа.
Скатившись с сена, он встал рядом с Серым и осторожно потрогал черенок огромной лопаты, прислоненной к стене.
– Я сейчас пойду, – сказ-ал он. – А потом еще приду, можно?
– Ну, а чего же…
– Так приду, – утвердил Изюмка и вскинул на Серого остренькие глазки. – Вас как спросить? Дядя Серый – можно?
– Ну чего же нельзя? Можно и так… – Серый говорил медленно, стараясь осмыслить мальчика целиком и задать ему наконец тот вопрос, который он будто бы уже знал, но вот забыл в самый последний момент…
– До свидания, дядь Серый! – Изюмка мелькнул в проеме, пробежал по гулкому коридору, потом в конце тяжело бухнула обитая жестью дверь… Серый потер лоб и подхватил с пола откатившуюся кипу сена.
Входя во двор, Изюмка кинул быстрый взгляд на три крайних окна на втором этаже и вздохнул с облегчением: света нет. Отомкнул дверь, просунул голову и сразу скосил глаза налево, к вешалке. Материного зеленого пальто на месте не было. Варька, ясное дело, дрыхнет еще.
Изюмка скинул ботинки, босиком прошлепал по коридору, осторожно потянул на себя комнатную дверь. В тот же миг Варька подняла с подушки лохматую голову и сказала злым и совсем несонным голосом:
– Где тебя черти носят? Мать обещала башку оторвать, как придет… Какого дьявола…
– А мама когда ушла? – перебил Варьку Изюмка. – Сейчас или с вечера?
– Сегодня уже, с ранья, – остывая, буркнула Варька и снова откинулась на подушку. – С утра гремели там чем-то на кухне… С Шуркой ейным… Спать мешали… Сказала: на работу пошла, а… Эх! – Варька вздохнула и потянулась всем телом, сильно изгибая спину и запрокинув назад голову.
– А поесть есть чего? – спросил Изюмка, вдруг ощутивший себя страшно голодным.
Может, и оставили что, – Варька пожала плечами. – Посмотри на кухне. Найдешь чего – поешь. Мне можешь не оставлять, я сегодня к Светке обедать пойду…