JaZZ моТЫлька
Шрифт:
Ну а теперь самое главное, отныне ты не сможешь спокойно реагировать на то, что видишь, Всё, что ты будешь видеть, станет этакой суперпозицией образов мира Элоев и Морлоков, будь осторожен, чтобы не перегореть, потому что «крышу будет срывать» дай боже. Когда привыкнешь, поговорим ещё.
– Я не пойму, то есть вы ходите в отпуск через дверь, которая ничего не значит, вы, что же, не можете без неё переключиться или как там это называется?
– Ты не понял, я тоже, как и ты, жилец тела и, увы, некоторые шаблоны слишком глубоко прошиты во мне, поэтому мне порой необходимо
– Такое чувство, что вы или я, или мы бредим.
– Что поделать, чаёк то крепкий, селёдочки бы под него, – снова тот же смех ребёнка.
– Так, погодьте, значит, мир можно воспринимать по-разному, тот, кто может воспринять больше, чем одну сторону – это экстрасенсы, Элои, мать их за ногу. А те, кто живут как быдло, те – Морлоки. А чтобы этому научиться надо пройти через дверь от развалюхи, я ничего не перепутал?
– Ничего.
– По идеи сейчас должен надо мной склониться коренастый санитар и вколоть лошадиную дозу успокоительного.
– Наверное, в отпуск ушёл.
– Я всё равно ничего не понимаю. А вы зачем мне на пути повстречались тогда?
– Ну, смотри, мы Элои, любим, как бы это тебе сказать, ну курсовые работы, что ли выполнять. А ещё обязательно напомни мне сводить тебя в луна-парк.
– А санитар точно не придёт? – Вполне серьёзно спросил я
– Та не придёт, давай допивай чаёк тебе еще меня назад к двери везти, ты ж не думал, что я растворюсь в потоке света, а в воздухе запахнет озоном.
– А вы ещё придёте?
– А куда мне деваться, ты ж моя, курсовая, хотя, в твоём случае даже не курсовая, диссертация. А работать, как ты сам понимаешь, лучше всего с чистыми окнами. Света больше…
– Иногда достаточно ярких лампочек в люстре.
– Это у тебя привычка циркача. Жить при свете фонарей, за пеленой грязи на окнах…
Тем вечером хоть в квартире было тихо, я отчётливо слышал свой детский голос, надо же я и забыл, что он так звучал. Моим голосом говорила мягкая игрушка – красная, замшелая собака с длинными ушами, которая была почти моей ровесницей, мама купила мне её, когда мне было почти два года.
И вот что сказала собака:
«Точно не помню, но, кажется на седьмой день после поломки утилизаторов мусора, я осознал себя. Так что считайте, это моим официальным днём рождения в качестве подтверждения могу продемонстрировать пластиковую пластину, которая упёрлась мне в одно из левых рёбер и я, убрав помеху, разобрал в хитросплетения царапин на её поверхности букву «Л». Эту пластину считайте моим свидетельством о рождении, а имя я себе выбрал согласно, конечно же, моему первому документу – Лазарь.
Родился я уже вполне сознательным и обученным грамоте. Наверное, потому, что в горе мусора, ставшей моим родильным домом, было много остатков книг».
Подойти к внезапно умолкшей игрушке, укравшей мой голос, я не решился…
*
Глава пятая
арОтАЗис
Утром я проснулся полным сомнений, как бабушкин пирожок начинкой. Игрушка сегодня не разговаривала. Списав всё на чудеса Первого дня, я подался в кухню.
Пока разогревался завтрак, я набросал карандашом очередное стихотворение из разряда «пишу, не могу не писать». Когда я впадаю в такие состояния, то должен немедленно выложить на бумагу всё, что проситься на свободу, иначе дурного самочувствия не избежать. И если вдруг кто-то меня отвлекает, я мгновенно теряю самообладание. В общем как говорится, не судите строго за то, что начертал грифель карандаша, придавленный к шероховатой поверхности листа блокнота так сильно, что теоретически мог превратиться в алмаз. Я всегда пишу, сильно давя на бумагу, так хоть буквы приобретают облик букв, а не символов сакрального письма некой исчезнувшей цивилизации.
Я уснул несчастным,
а проснулся,
мир надел иную маску,
и персонаж меня преображён.
Не пойму
куда подевался
тоской избитый шоумен.
Осколки прошлого
истёрлись в порошок – так
родилось аморфное сейчас.
И я решил, матрица таки
сожрала нас, а может
прав был Илон Маск
Отложив блокнот, я принялся неторопливо поглощать завтрак. Когда ожил дверной звонок, я едва вилку ни прикусил от неожиданности. Камера, бдительным взором смотрящая на лестничную площадку, показывала невысокую девушку с округлым лицом.
– Слушаю вас. Сказал я в трубку домофона.
– Здрасьте, не подскажите где кафе Блэкофа?
– Понятия не имею о чём вы. Девушка вы вообще в своём уме? Вы ищите кафе в высотном доме!
– Большая часть людей в мире не в своём уме, мне ли вам говорить об этом. Мы так и будем переговариваться через динамик или вы выйдите ко мне?
– Для чего, мы уже всё выяснили.
– Ну, хотя бы для того, чтобы я могла, пригласить вас на выставку в арОтАЗис.
– А что за выставка? – Поинтересовался я, отперев дверь.
– Вам понравится.
– А вы часом не от Каина?
– О, вы знакомы с Каином, и что вам наговорил это сумасшедший старикан?
– Много чего и…, а почему он сумасшедший?
– А вы что из разговора с ним не поняли? Кстати, давай на «ты» и это, меня Шира зовут.
– Хорошо, Шира, но ведь многое из того что он говорил…
– Слушай, большая часть тебе, небось, приснилась, вон ты какой заспанный. Ещё скажи, что у тебя игрушки оживали и Бас Лайтер спешил на помощь?
– Я чуть не ляпнул, «да собака говорила», но вовремя сдержался. Чувствую, лицо разогревается как спираль в гриле.
А то, что говорил Каин надо разделить на десять и извлечь корень. Ну что, идём на выставку и хватит меня спрашивать о Каине, я не специалист по чокнутым.
– Ну, допустим, но какая нелёгкая тебя принесла ко мне? С чего ты приглашаешь меня на выставку? Кроме того, я по-прежнему чувствую, что это не мир Морлоков.
– О, точно надо санитаров вызывать, в больничку вам сударь пора, кукушку то сорвало.
– Я застыл в немом изумлении, стараясь подобрать слова. Холодный пальчик левой руки Ширы коснулся моих уст, мол, никаких больше вопросов. Снова поддаваясь течениям неведомой мне игры, я торопливо собрался, и мы спустились в подземный паркинг.