JaZZ моТЫлька

Дуган Эрнесто

До арОтАЗиса было ехать не больше четверти часа. Подумать только, некогда под сводами этого самого арОтАЗиса грохотали конвейеры, производящие бронированные машины убийства, убийства ради «мира», разумеется. Когда завод закрыли, кто-то из молодых дельцов выкупил подлежащие сносу цеха и устроил в этом царстве истинного лофта зону для всевозможных творческих событий.

Задумавшись, я от рассеянности едва ни уронил байк, забыв, что удерживаю его. В моём то, ой в мире Морлоков, короче говоря, там – с другой стороны двери, такого не было. Завод продолжал

исправно работать, созывая в свои плавильни всех демонов вселенной.

– Ты чё там оцифровуешь? – Надевая шлем, Шира обнажила запястье правой руки, где красовались глубокие царапины.

– Кто это тебя так?

– А пустяки, я дрессировщик.

– Кого дрессируешь?

– Самых опасных животных в мире! Захлопывая забрало, ответила Шира.

*

Как оказалось, здесь был целый фестиваль, собравший музыкантов, поэтов, художников…

Первым делом мы посетили площадку поэтического перформанса группы поэтов, называвшихся "Фабрикой брака".

Публика как раз готовилась к очередному выступлению. Тельфер, скользящий под потолком, тем временем опустил автомобиль, работники арОтАЗиса проворно отцепили груз и махнули, мол, начинайте.

На импровизированную сцену, успевшую приютить авто, поднялся мужчина в изорванной одежде. В руках он сжимал длинную ручку пожарного топора.

Сцена эта являла собой полуразрушенный бетонный куб с остатками ржавых конструкций некогда растущих во славу бога войны. Декларируя своё творение, мужчина принялся крушить автомобиль топором.

"Есть история одна,

про человека

с фотографии она.

Был бойким он,

кипели страсти,

парили чувства,

тело танца жизни

выполняло па за па.

Лето прогнала меди пора,

день засыпал,

листопад радость позвал.

Время так и не дало совет,

жить остался он

в слепках дней

чьё тление согревало

сердце в искрах льда.

Есть история одна,

про человека

с фотографии она…"

Каждая новая строчка завершалась ударом топора по доселе неплохо выглядящему автомобилю. Затем поэт присел на искорёженный капот и мечтательно глядя на металлический каркас под потолком отдышался. Утихомирив дыхание, он продолжил:

"Я бы хотел летать,

летать как мысли,

мысли уносящие прочь,

прочь от мира скучных людей,

людей убогих и простых,

Я бы хотел летать,

летать так быстро,

чтобы поймать тебя,

тебя такую же узницу

как и я…

Лёгкая отдышка после недавних упражнений только усиливала впечатление от стихотворения. И наконец, взобравшись на крышу не желающего обновляться как в фильме «Кристина» авто, продекламировал:

" Человек – могильник

Бескрылых надежд,

Разбитых кристаллов

Прозрачных мечтаний,

Злоба, грусть, тоска,

Кипят до смерти в нём,

Хоть умер он давно…"

После этого поэт прыгнул с крыши автомобиля и повис на тонком бесцветном тросе, прикреплённом к поясу, лебёдка с которым, нависала прямо над бетонным возвышением.

Публика разразилась шквалом аплодисментов, мы с Широй не стали исключением.

Искупав творца в океане оваций, пошли дальше, слова здесь были излишни и мы оба это понимали. Для художественной выставки "Итерация диссоциации обожённости" организаторы выделили целую стену с чередой бетонных опор, расширяющихся к верху Посетители, проходящие мимо, местами прогоревшего баннера, натянутого на секции ограждения, мучительно пытались вникнуть в смысл названия выставки.

Повсюду на искусанных временем кирпичных стенах и колонах висели полотна, шокирующие обывателя смелостью художника или кажущейся бессмысленностью изображения.

Под небольшой картиной, являющей собой две детских футболки, натянутые на подрамник неровными, написанными огарком буквами чернели строки:

"Мы живём как крысы,

мученики лабораторий,

задыхаясь в тесноте

извилистых ходов,

лабиринта властного

диктата…"

А ниже выжженными отверстиями в пожелтевшей бумаге зияло имя автора -

ди/ночка.

В галерее больше всего места отводилось инсталляции в виде балкона, с заложенным входом. Опёршись плечом на стен,у стоял манекен незадачливого строителя. Голову последний обречённо склонил на грудь. Инсталляцию художник назвал: "Выкидыш решения".

Мы не смогли побывать на всех площадках, Шире позвонили и она озабоченная разговором, попросила отвезти её в центр.

– Что-то серьёзное?

– Да нет, вопрос времени.

– Слушай Шира, я вот что подумал…, ты говоришь, что Каин псих, да? А ты могла бы, разговаривая со мной отложить, хлыст?

– Молодец, догадался, поехали к Блэкофу.

– Тебе же нужно в центр?

– Правильно, а его кафешка как раз там и находится. Ну и видок у тебя, байкер, -хохотнула девушка.

*

Глава шестая

Мы с тобой одной крови…

Пообещав скоро вернуться, Шира оставила меня у дверей кафе «Бак на звезде». Дверь была выдержана в стиле фантастических фильмов шестидесятых годов. Подсвеченные створки с писком разошлись, и я оказался в помещении очень похожем на капитанский мостик из классического сериала «Star Trek». Посетителей было мало, больше всего внимание привлекала дружная компания за ближайшим к бариста столом. К слову, тот и сам увлечённо болтал с друзьями, но едва я вошел в зал, как тут же вернулся за стойку.

Я пытался вспомнить, что находится на этом месте в моём бывшем…, в мире Морлоков, блин, всё никак не могу определиться, как называть ту, иную реальность.

– Вы определяетесь с выбором или просто задумались? – Приятный голос кофейного бармена вернул меня на «капитанский мостик» из космоса воспоминаний.

– Простите, мне американо с сахаром, пожалуйста. И послаще.

– Сладким как грех да-а-а, понимаю, хотя грех слово не люблю, да и сладкий с ним никак не сочетается.

– Вы…, ваше имя Блэкоф?