К дальним берегам
Шрифт:
– Готов, – провозгласил он.
Элизабет посмотрела на него умоляющим взглядом. «Сделай что-нибудь, спаси меня», – просили ее глаза. На лице Бена отразилась нерешительность.
– А что вы намереваетесь сделать с ней, сэр? – Его слова звучали так, как будто он вовсе не ожидал услышать ответ.
– Разумеется, взять с собой, – ответил голос, который Элизабет узнала бы в любом состоянии. Она забилась с еще большей энергией, но ее мучитель только рассмеялся.
– Что случилось, Лиззи? – насмешливо спросил Александр Бурк. – Ты беснуешься, потому что я нарушил ваш тет-а-тет?
Тут его голос изменился, став отрывистым и деловым:
– Быстрее, парень. Подай мне какой-нибудь обрывок веревки и любую тряпицу. Мы уберем ее с дороги.
Бен колебался, раздираемый противоречивыми желаниями.
– Ты меня слышишь? – рявкнул Алекс, так что Элизабет забилась с новой силой. – Разорви наконец свою рубашку, чтобы заткнуть ей рот, а потом найди веревку. А может быть, тебе больше понравится, если я оглушу ее ударом мушкета, как ты сделал с Мабри?
– Но, капитан… разве мы должны брать ее с собой?
– Я здесь командую, Тукер. Ты получил приказ, и я не собираюсь его повторять. Если и дальше будешь медлить, сюда успеют собраться все вооруженные силы Британии, которые имеются в Индии. Так что поторапливайся!
Бросив последний, беспомощный взгляд на Элизабет, Бен стянул с себя истрепанную, пропитанную грязью рубашку, оторвал от нее большой кусок и отдал Алексу. Затем поспешил к большому мотку веревки, лежащему возле поручней.
Элизабет почувствовала, как Алекс перестал зажимать ей рот, но в следующую секунду он набросил ей на голову эту тряпку и крепко привязал. Тряпка отвратительно воняла, на языке от нее оставался привкус крови. Элизабет почувствовала себя в ловушке: судьба позволила ей выскочить из рук одного подонка – но только затем, чтобы тут же попасть в руки другого, а потом и третьего – худшего из всех! И бороться бесполезно. Бен уже возвращался с веревкой, и через минуту ее руки и ноги были накрепко связаны. Теперь она могла только стонать от боли, но Алекс перекинул ее через плечо и потащил в хорошо знакомую ей каюту. Затем ударом ноги распахнул дверь и бросил ее с плеча прямо на пол.
– Я скоро вернусь к тебе, Лиззи, – пообещал он. – Ночь только начинается.
Дверь захлопнулась за его спиной, и она оказалась в одиночестве в темноте, с руками и ногами, скрученными веревкой, с кляпом во рту.
Элизабет прекрасно понимала бесполезность любых попыток освободиться от пут. Алекс сделал свое дело, и кроме того, после всех переживаний сегодняшнего вечера она чувствовала себя совершенно измученной и неспособной на дальнейшую борьбу. В голове ее проносились тысячи разных вопросов. Каким образом Алекс и Бен смогли удрать? Что здесь на самом деле происходит? И главное – что теперь будет с ней? Слишком много вопросов, на которые не было ответа. И к тому же в ее положении это уже не имело никакого значения. Она оказалась жертвой. Роберта или Алекса. В конечном итоге никакой разницы для нее нет. Свобода и уверенность в будущем ушли навсегда. Единственной реальностью стали вечная опасность и обман, и то, что она здесь лежит, – всего лишь короткая передышка в нескончаемом потоке истязаний, в который превратилась ее жизнь. Скоро вернется Алекс или Роберт, и пытки начнутся снова.
Элизабет не знала, сколько времени пролежала на полу. Сверху до нее долетали непонятные звуки – топот ног, толчки от переставляемых предметов. В конце концов она почувствовала, что корабль перестал просто покачиваться на волнах. Он начал двигаться. «Они отплыли? Но куда? – в страхе подумала она. – Под чьим командованием?» Возможно, это Роберт, который пришел в себя и собрал своих людей, чтобы подавить бунт, – ибо, разумеется, на корабле был настоящий бунт. «Но нет, – поправила себя Элизабет. – Наверняка это Алекс. Роберт никогда и ни за что не отплывет ночью. Ему приказано выйти в море утром. А вдруг теперь уже утро?» Лежа в темной, пустой каюте, она потеряла всякое представление о времени. Покорная и безропотная, решила больше не гадать. В конце концов какое это может иметь значение?
Вдруг снаружи раздались тяжелые шаги, в замке повернулся ключ, и дверь распахнулась. В комнату широкими шагами вошел Александр Бурк. Его темные волосы лежали спутанной, беспорядочной копной, серые глаза блестели опасным блеском. Сейчас он уже совершенно не был похож на того чистого, безупречного и аристократичного человека, который в первый раз ворвался в ее каюту на «Молоте ветров». Тогда Алекс был красиво одет, на боку висела шпага. Но даже теперь, в замызганном тряпье, обожженный солнцем и пропахший пылью и потом, он был пугающе прекрасен – Геркулес, полный сил и энергии, все сметающий на своем пути. Алекс бросил на пол ее чемодан, потом запер за собой дверь и тщательно проверил, до конца ли закрылась щеколда.
Элизабет наблюдала за ним сквозь полуприкрытые веки. Он быстро приблизился к ней и посмотрел. Под его взглядом она почувствовала себя обнаженной и до ужаса беспомощной, как никогда раньше. Ей показалось, что мгновение, пока он безмолвно глядел на нее, превратилось в вечность.
Затем Алекс внезапно наклонился, так что она непроизвольно заерзала, но он быстрыми шагами подошел к своему письменному столу, выдвинул верхний ящик, затем медленно вернулся к ней и опустился на колени. Элизабет увидела в его руках нож. Но прежде чем успела зажмуриться от страха, он перерезал веревки и освободил ее столь же быстро и умело, как и связал, а затем вынул из ее рта окровавленный кляп. Но привкус крови на языке остался. Ее губы кровоточили. Бросив взгляд на свои затекшие руки, Элизабет увидела на них капельки крови и на ногах в том месте, где веревки впились в кожу. Она почувствовала себя слабой, теряющей сознание, в изнеможении закрыла глаза, отстраненно ощущая, как ее тело подняли и понесли, а затем положили на что-то мягкое. Да… мягкое! Ей смутно показалось, что это была кровать. Затем все представления о том, что с ней происходит, куда-то уплыли, и она позволила себе погрузиться в какую-то невыразимую слабость, оставив все свои боли и сомнения где-то далеко на поверхности.
Когда Элизабет очнулась, то первое, что почувствовала, это было нечто холодное и мокрое, касавшееся ее губ, затем запястий. Она открыла глаза. Алекс колдовал над ее израненными, кровоточащими руками, прикладывал к ним мокрый платок и сквозь зубы что-то бормотал и чертыхался. Жизнь медленно возвращалась к ней. Внезапно она вдруг застонала, почувствовав в запястьях жалящую боль. Услышав стон, Алекс быстро взглянул на нее. И в первую минуту Элизабет показалось, что на его лице отразились тревога, забота и даже нечто очень похожее на облегчение. Но затем он как будто снова надел маску и мрачно произнес:
– Ну вот, ты уже и пришла в себя.
Слишком слабая, чтобы говорить, Элизабет молча наблюдала, как Алекс принялся проделывать то же самое с ее лодыжками, его пальцы при этом двигались нежно и умело. Все ее тело занемело и безумно болело. В горле пересохло, но Элизабет была слишком слаба, чтобы просить пить. Алекс как будто прочитал ее мысли, потому что внезапно оторвался от своего занятия, взял со стола глиняную кружку и помог ей сесть на кровати. Одной рукой поддерживая девушку, он другой поднес кружку к ее губам.
Бренди! Она пила с жадностью, густая горячая струя лилась в горло и дальше, в желудок, и от этого по всему телу распространялось живительное тепло. Элизабет снова свернулась калачиком, а Алекс молча поставил кружку на стол и отложил в сторону примочки.
– Сп… спасибо, – пробормотала она.
Он пожал плечами.
– За что, право? За возвращение тебя к жизни? Но ты же знаешь, Лиззи, что от тебя мертвой никому нет никакой пользы.
– А что… происходит?
– Мои люди захватили корабль и покинули порт. Рассвет только приближается, а мы уже набрали хорошую скорость. Пока твои английские друзья очухаются и бросятся за нами в погоню, мы уже будем вне их досягаемости.