К лучшей жизни (сборник)
Шрифт:
В феврале подвели итоги выполнения плана по сдаче государству льна. План был не выполнен не только по колхозу, но и по району. Сдавать было нечего, куда девался лён? Растранжирили. Этого не должно было быть. В чём дело? Уполномоченный при сельсовете Павел Андреевич Дудаладов к этому времени стал третьим секретарём райкома партии.
Председателей колхозов стали по одному выдергивать в район, дошла очередь и до Замыслова. Вызвали на бюро райкома. Стали разбираться. Василий никогда не позволял себе в собственных бедах винить кого-то кроме себя
Он чувствовал в те минуты внутреннюю потребность выговориться, не старался себя выгораживать. Говорил убийственно голую правду, которая наболела в душе, поступал, как положено старому коммунисту, когда с ним говорят о жизни и работе всерьез. Говорил об отсутствии машин для переработки льна, нехватки тракторов, о ручном труде и пьянстве колхозников. А Павел Андреевич Дудаладов вдруг спросил тихо, но внятно:
– У всех сегодня такие трудности, так чего же вы план сдачи льна государству провалили?
– Попробую объяснить. Что-то упустил, должно быть. Какую-то существенную мелочь… Во всяком случае, старались, работали. Может, бригадиры где-то недосмотрели, может, кладовщики украли.
В его голосе прозвучали нотки обиды.
– Здорово! – возмутился первый секретарь. – Так отвечать-то нынче ты должен? Ты! Ведь ты, Василий Терентьевич, руководил людьми, так на кого обижаешься?
На бюро выявили, что виноват председатель колхоза. Дудаладов пытался защитить председателя, но первый секретарь был неумолим. Бюро вынесло решение: «За срыв выполнения плана льно-заготовок председателя колхоза Замыслова В. Т. из кандидатов в члены партии исключить, снять с работы и отдать под суд».
Вечером Василий вернулся из района. Он утром никому не сказал, уезжая в город, что на бюро райкома будет рассматриваться его дело.
– Твой вернулся, – проговорила Матрена, выглядывая в окно.
Дверь распахнулась, и Василий ввалился в дом.
Анастасия покачала головой. Сразу заметила, что муж сильно выпил. Это видно было по тому, как он открыл дверь, по весело блестевшим несчастным глазам, по тому, как он выложил на стол привезенные из города гостинцы, снял пальто.
Он подошел к Гале, спавшей в бельевой корзине, и наклонился над ней.
– Да не дыши ты на нее, – заворчала Анастасия.
– Ничего, пусть привыкает, – весело сказал Василий.
– Садись обедать, наверное, пил и не закусывал.
– Да! Это, действительно, так и было, – сказал Василий, усаживаясь за стол. И тут же уронил ложку в тарелку, забрызгал супом пиджак.
– Ох, и сильно ты клюнул сегодня, – с раздражением сказала Анастасия. – С какой это только радости?
Он отодвинул тарелку.
– Да, кушай ты, – сказала жена.
– Вот что, дорогие, – негромко сказал Василий. – Есть у меня новость. Сегодня рассматривали мое дело, и все решилось: сняли с работы и отдали под суд, но это еще не все, из кандидатов в члены партии меня тоже исключили.
Мать и дочь переглянулись,
– Вот так дела.
Анастасия присела на лавку, вытерла руки о передник:
– Повод, чтобы выпить, основательный, ничего не скажешь. Дальше-то что делать думаешь?
– В суд пойду, я вины за собой не чувствую.
Решение райкома партии опубликовали в районной газете, оно заняло всего четыре строчки. Газеты разнесли по всем колхозам.
Вскоре состоялся суд. Судья вынес приговор: принудительные работы сроком шесть месяцев председателю, один год кладовщику, полтора года бригадиру.
Казалось бы, на том можно и согласиться, но Василий вины перед собой и колхозниками не чувствовал. Делал всё по закону. Получил на руки приговор народного суда, послал кассационную жалобу в краевой суд. Суд серьёзно подошел к этому вопросу и вынес свое решение: «За отсутствием виновности председателя колхоза и кладовщика приговор районного народного суда отменить».
Бригадиру установили меру наказания: вместо полутора лет – два года.
Позже Василий разобрался, оказалось, во время посевной кампании бывший председатель колхоза допустил бесконтрольность в работе бригадира, который сделал заниженные нормы высева льносемян, что и отразилось на урожае.
После решения областного суда Василий сразу же пошёл в райком партии, там же написал заявление, к которому приложил вырезку из газеты об исключении из кандидатов в члены партии с просьбой о восстановлении.
В начале марта 1935 г. в районе проводилась вербовка на постоянное место жительства в Сибирь, в Иркутскую область.
Дудаладов пригласил Замыслова в райком. А тут как раз на беду заболела Галя, и Анастасия попросила Василия попутно заехать к матери в деревню, чтобы она пришла к ним на некоторое время.
Василий вошел в кабинет, Павел Андреевич встал, поздоровались.
– Василий Терентьевич, все знают, что случилось. Но надо жить дальше. Предлагаю тебе с семьей завербоваться в Сибирь.
– В Сибирь?
Василию вспомнились детские рассказы Шуры Кучумова о Сибири. Как тогда он хотел посмотреть эту сказочную землю. И вот представился случай. Но он тут же встрепенулся и в упор посмотрел на секретаря:
– А люди что скажут? Сбежал.
– Люди, они поймут, а не поймут, так забудут. Самое главное, живи по совести и без оглядки на злые языки.
Василий согласился. Как только он вышел из кабинета, Дудаладов тут же позвонил по телефону вербовщику Михаилу Фурманову и рассказал, каких людей он ему подобрал.
По приезде домой Василий рассказал жене о разговоре в райкоме.
– В Сибирь? В Иркутскую область? Это ж где така? – недоумевала Матрена.
– Где-то за Уралом, – ответила Анастасия. – Жилплощадью-то хоть обеспечивают?
– Обеспечивают и еще подъемные дают в размере двухмесячного оклада. И скотину с собой везти можно. Завтра поедем с тобой в переселенческий комитет. Будем разговаривать. Что и как.