К новому берегу
Шрифт:
Подперев голову руками, Айвар застонал от стыда и злобы. Он понимал, что его место рядом с Яном Лидумом, Анной… С Ингой Регутом и Юрисом Эмкалном — с людьми, близкими его сердцу.
«Но как мне стать вашим? — спрашивал Айвар. — Захотите ли вы принять к себе такого, как я? Мне придется долго работать, чтобы искупить ошибки своей прежней жизни и смыть все пятна. Сперва надо стать настоящим человеком, которого отцу не стыдно будет назвать сыном. И только тогда, когда это произойдет, я могу прийти к Яну Лидуму, стать перед ним и сказать: «Дорогой отец, это я — твой сын… позволь мне остаться с тобой».
Он проверил содержимое карманов. Паспорт был при нем, а
В обычной рабочей одежде, с пустыми руками и смятенным сердцем ушел в неизвестный путь Айвар Тауринь, чтобы снова стать Айваром Лидумом. И в тот миг, как он решил начать новую жизнь, ему показалось, что Анна приблизилась к нему, не было больше темной стены, отделявшей их друг от друга. Это сознание наполнило сердце юноши радостью, счастьем и глубокой верой в то, что теперь жизнь его не обманет.
Напрасно ждал Тауринь возвращения приемного сына. Когда тот не вернулся ни на второй, ни на третий день, он подумал, что Айвар по юношеской горячности не удержался и на свой страх и риск начал неравную борьбу с большевиками.
Через несколько дней стало известно, что отступающие истребители в другом конце Пурвайской волости убили какого-то молодого парня, стрелявшего в них из кустов. Труп убитого целый день лежал на краю дороги, а потом исчез — наверно, жители ближайших усадеб зарыли его в лесу.
«Это Айвар, — решил Тауринь. — Безрассудный мальчишка, зачем тебе надо было начинать одному… Почему не собрал людей и не начал вместе с ними большое дело!»
Несколько дней ходил молчаливый и мрачный хозяин усадьбы Урги, человек с твердым, как кремень, сердцем. Жена успокаивала его, говорила, что не надо терять надежды на возвращение Айвара, ведь никто точно не знает, был ли убитый парень их приемным сыном. Тауринь не спорил с ней, но и не пытался ей поверить: если Айвар не погиб, то находится где-то в другом месте, по ту сторону фронта, — и это казалось Тауриню еще ужаснее, чем его смерть. «Во сто раз лучше Айвару быть убитым в бою с большевиками, чем хоть один день действовать с ними заодно, участвовать в их делах», — думал он. Но Тауринь не мог примириться с этим положением, поэтому не верил в такую возможность.
В комнатке Айвара Таурини повесили его фотографию в черной, траурной окантовке. Затем после длительного перерыва хозяин усадьбы Урги вдруг вспомнил, что у аптекаря хорошенькая жена, с которой можно приятно провести время в отсутствие мужа. Он запряг лошадь и поехал в аптеку. Пусть погибали другие люди, а он еще был жив и хотел взять от жизни все, что только возможно.
…По тихим перелескам, по лесу и болотным стежкам, мимо одиноких лесных сторожек и вырубок новохозяев, где земля пахла гарью и среди небольших полянок торчали обгорелые пни, Айвар шагал на север, все время только на север. Пройдя километров десять-двенадцать, он садился отдохнуть, сосал корешки каких-то трав, ел росшую поблизости ягоду, затем подымался и шел дальше. Когда стемнело, он решил выйти на большак и всю ночь шагал по дороге, не встретив ни одного человека: крестьяне были слишком напуганы, чтобы выходить из дому в ночное время, а фашистские войсковые части с наступлением темноты прекращали продвижение вперед.
Хорошо зная эти места, Айвар к утру достиг территории, куда еще не ступила нога вражеского солдата. Теперь он мог и днем шагать по большаку. Вместе с ним на север шло много других людей.
На третий день пути Айвар примкнул к какой-то группе молодежи. В каждом населенном пункте он расспрашивал о пурвайцах и о девушке по имени Анна, но никто о них ничего не знал. Много разных дорог вело через Латвию к северу и к северо-востоку — кто мог указать, которую из них избрала Анна и ее товарищи?…
Айвар и его попутчики шли молча, с плотно сжатыми губами, шли по земле, над которой сияло июльское солнце. В одном месте на краю дороги стояло что-то вроде монумента — каменный столб с надписью. Здесь кончалась земля Латвии и начиналась Эстония, и здесь, на границе, Айвара вдруг охватило странное смятение. Его попутчикам, советской молодежи, все было ясно — в их сознании советская Родина не кончалась у пограничного столба Латвии. Айвару же казалось, что он стоит у порога чужой земли и что там, по ту сторону границы, он будет для всех лишним и чужим.
Попутчики Айвара, сделавшие в том месте короткий привал, не знали, какую душевную борьбу пришлось юноше пережить, пока чувства его не подчинились разуму. Он все же взял с собой горсть латвийской земли.
6
На происходившем зимой IX съезде Коммунистической партии Латвии Яна Лидума избрали в члены Центрального Комитета. Незадолго до начала войны он участвовал в работе пленума ЦК. Здесь Лидум с радостью рассказал, как слаженно действовала уездная партийная организация при осуществлении всех начинаний. Н-ский уезд, как говорится, был на хорошем счету, в ближайшее время никаких особенных кампаний не предстояло, поэтому Ян Лидум решил впервые за всю свою жизнь взять отпуск и провести июль на Черноморском побережье. В Центральном Комитете он получил две путевки в Сочи — одну себе, другую Ильзе: они заранее договорились провести отпуск вместе.
По дороге к себе в уезд Ян завернул к Ильзе, и они условились о дне отъезда — сразу же после Янова дня, который Ян хотел отпраздновать среди старых товарищей-подпольщиков.
— Надо испробовать, не разучился ли я петь песни Лиго… — шутил он. — К тому же около двадцати лет не видел я ни Яновых огней, ни дубовых венков — так можно все позабыть.
Но из этого у Яна и Ильзы ничего не вышло: утро 22 июня перечеркнуло все их планы…
Переход от одного состояния к другому был так резок, что некоторые, более слабые, люди растерялись. И тогда такой человек, как Ян Лидум, своим хладнокровием и спокойствием оказывал благотворное влияние на окружающих, подавлял панику в самом начале и успокаивал разгоряченные головы.
— Паники и растерянности не должно быть! — говорил он секретарям партийных организаций, собравшимся в первый день войны. — Надо быть готовым к величайшим трудностям. Нужно позаботиться, чтобы каждому была ясна его задача и чтобы каждый выполнял ее как следует.
Как и повсюду, Лидум организовал в своем уезде сильные группы истребителей, которые боролись со шпионами и диверсантами, пока активисты готовили к эвакуации учреждения и предприятия. Еще до вступления врага на территорию уезда было отправлено в восточные области страны самое важное: ценности Государственного банка, основное оборудование и материалы предприятий, тракторы МТС, документы учреждений и все средства механического транспорта. Когда больше нельзя было оставаться, уездный актив организованно ушел из города. Он отходил на северо-восток, как вооруженный отряд, в необходимых случаях обеспечивая свою сохранность, вступая в жаркие короткие бои с врагом. Так они почти без потерь достигли ближайшей русской области, сели в поезд и добрались до Поволжья.