К себе самому
Шрифт:
23. Всегда пусть будет тебе очевидно, что это поле именно такое и что все здесь подобно тому, что на вершине горы, или на берегу моря, или где угодно. Ведь найдешь верными слова Платона: «Устроил, – говорит он, – себе загон на горе и доит блеющий скот» [176] .
24. Чем является для меня мое руководящее начало? И каким я делаю его в данный момент, и для каких целей пользуюсь им теперь? Есть ли в нем ум, не отделилось ли оно и не оторвалось ли от общества людей, не слилось ли оно и не смешалось ли с плотью так, что движется уже вместе с ней?
176
Платон сравнивает тирана, живущего в крепости на возвышении, с пастухом, а его сограждан и подданных – с коровами и овцами («Теэтет», 174d – e).
25. Кто убегает от господина, тот беглый раб. Господин же – это закон, и кто преступает
26. Человек, бросив семя в женское чрево, удалился, и дальше принимается за работу другая действующая сила и образует плод – какое существо и из чего! С другой стороны, пропустил человек пищу через горло – и дальше другая действующая сила, принявшись за нее, производит ощущение, устремление и в целом жизнь и силу и много чего другого. Поэтому тебе следует наблюдать то, что совершается в такой тайне, и видеть производящую силу так, как мы видим, хотя и не глазами, но с неменьшей очевидностью, ту силу, которая притягивает [к земле] и уносит вверх [тела].
27. Постоянно думать о том, что все то, что теперь возникает, возникало и прежде. И думать, что и будет возникать дальше. И все драмы в целом и сходные друг с другом отдельные сцены, которые узнал по собственному опыту или из истории, представлять зрительно, как, например, весь двор Адриана, и весь двор Антонина, и весь двор Филиппа, Александра, Креза [177] . Ведь все это было таким же, только актеры другие.
28. Представляй, что всякий, кто чем бы то ни было опечален или недоволен, похож на приносимого в жертву поросенка, который брыкается и визжит. Похож на него и тот, кто, лежа на одиноком своем ложе, молча сетует на нашу несвободу. Представляй и то, что только разумному существу дано следовать за тем, что происходит, по собственной воле, просто же следовать неизбежно для всех [других существ].
177
Крез – лидийский царь (с 560 по 546 гг. до н. э.), славившийся богатством и побежденный персидским царем Киром, но помилованный им в момент казни и сделавшийся его советником. Адриан, Антонин Пий, Филипп и Александр Македонский – императоры и цари, часто упоминающиеся Марком Аврелием.
29. Останавливаясь поочередно на каждой отдельной части того, что делаешь, спрашивай себя, страшна ли смерть оттого, что ты лишишься вот этого.
30. Когда ты оскорблен чьим-нибудь проступком, тотчас перейдя от него к себе, подумай, какой ты мог бы совершить похожий проступок, если бы полагал, что благо – в деньгах, в наслаждении или пустой славе и так по разновидностям [того, что считается благом]. Ведь вскоре позабудешь о гневе, приняв в соображение то, что случилось это потому, что тот человек был принужден к этому. А что тебе в этом случае делать? Если можешь, лиши его того, что делает его подневольным.
31. При взгляде на Сатириона-сократика представь или Евтиха, или Гимена; а при взгляде на Евфрата [представь] Евтихиона или Сильвана, а [видя] Алкифрона – представь Тропеофора; а при взгляде на Ксенофонта представь Критона или Севера [178] ; а обратясь к себе самому, представь кого-нибудь из цезарей, и так в каждом случае. Затем пусть придет тебе на ум: где они? Нигде или неизвестно где. Ведь таким образом человеческие дела будут выглядеть дымом и ничем, особенно если припомнишь, что подвергшееся однажды превращению уже не будет существовать в беспредельном времени. Поэтому чего ты тужишься? Почему тебе недостаточно прожить скромно этот короткий отрезок времени? Какой материал и какой повод ты упускаешь? Ведь что это все, как не упражнение для разума, наблюдающего точно и с учетом природных законов явления жизни? Поэтому остановись, пока не усвоишь и это, как крепкий желудок переваривает все, как сильный огонь из всего, что в него ни бросишь, порождает пламя и свет.
178
Известно немало лиц под такими именами; неясно, кого именно упоминает Марк Аврелий. Сатирион Сократик, Евтих, Гимен, Тропеофор не поддаются отождествлению. Евфрат – философ, о котором упоминает Плиний Младший, Север – Клавдий Север, философ-перипатетик, Евтихион – предположительно грамматик Евтихий Прокул, Ксенофонт и Критон – врачи, о которых упоминает Гален. Но вряд ли попытки отождествления имеют в данном случае смысл, потому что, скорее всего, это просто знакомые Марка Аврелия, которые приходят ему на ум.
32. Пусть не сможет ни один правдивый человек сказать о тебе, что ты не прост или что ты не хорош, но, напротив, пусть всякий, кто хоть что-нибудь такое признает относительно тебя, будет лжецом. Все зависит от тебя. Потому что кто захочет помешать тебе быть простым и хорошим? Ты только реши не жить больше без того, чтобы не быть таким. Ведь разум не принимает того, кто не таков.
33. Что может быть сделано или сказано самым здравым образом на этом [жизненном] материале? Ведь каков бы он ни был, это можно сделать или сказать; и не ссылайся на то, что якобы мешают.
Ты перестанешь стенать не раньше, чем ощутишь, что какое значение имеет для любителей наслаждений роскошь. такое же значение имеет и для тебя на материале, который предлагается и попадается, делать то, что свойственно человеческому устройству. Ведь все, что можно выполнить в соответствии с собственной природой, должно воспринимать как наслаждение. А это можно везде. Цилиндру вот не везде дано двигаться свойственным ему движением, а также воде, огню и всему прочему, что управляется природой или неразумной душой. Потому что много разобщающих преград и препятствий. Мысль же и разум через все, что стоит у них на пути, могут проходить так, как им свойственно от природы и как им хочется. Держа перед глазами эту легкость, с какой движется разум через все, наподобие того, как огонь движется вверх, как камень – вниз, как цилиндр – по наклонной плоскости, не ищи больше ничего. Все остальные помехи либо касаются мертвой массы тела, либо, если только им не поддается восприятие и сам разум, не ослабляют последний и не причиняют совершенно никакого вреда, так как в противном случае и сам испытывающий их тотчас стал бы дурным. Потому что во всех других творениях, какое бы зло ни случилось с ними, от него становится хуже само то, что претерпевает зло. Здесь же, можно сказать, даже лучше и более достойным похвалы делается человек, если правильно распоряжается тем, что ему выпадает. А в общем помни, что ничто не вредит по природе гражданину из того, что не приносит вреда и городу, а городу не вредит то, что не вредит закону, из этих же так называемых несчастий ни одно не вредит закону. Стало быть, то, что не вредит закону, не вредно ни городу, ни гражданину.
34. Проникнутому истинными основоположениями достаточно и кратчайшего употребляемого для призыва к беспечалию и бесстрашию изречения:
«Ветер листву по земле расстилает –
Таковы же и поколенья людей» [179] .
Листочки – и дети твои, листочки – и эти убедительно одобряющие и славословящие тебя [люди] или, напротив, проклинающие или втайне порицающие и насмехающиеся, а равным образом листочки и те, которые переймут впоследствии молву о тебе. Ведь все это «в час весны рождено» [180] , а затем обрывается ветром; затем лес рождает другую листву взамен этой. Кратковременность существования – общее свойство всего. Ты же избегаешь или гонишься за чем-нибудь так, словно оно будет существовать вечно. Вот скоро и ты смежишь глаза. А того, кто проводит тебя до могилы, оплачет уже кто-нибудь другой.
179
«Илиада» VI,147–148. В стихотворном переводе Гнедича: «Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков: // Ветер одни по земле развевает…»
180
«Илиада» VI,148.
35. Если глаз здоров, он должен видеть все видимое, а не говорить: «Хочу зеленый цвет!» Ведь это признак болезни глаз. И здоровый слух и обоняние должны быть готовы слушать и обонять все. И здоровый желудок ко всякой пище должен относиться одинаково, как жернов ко всему, что назначено для обмола. А значит, и здоровое разумение должно быть готово ко всему случающемуся. Если же оно говорит: «Пусть мои дети не болеют!» и «Пусть все хвалят все, что бы я ни делал!», – то оно – глаз, требующий только зеленого, или зубы – только мягкого.
36. Никто не бывает до такой степени удачлив, чтобы в момент смерти вокруг него не оказались люди, которым случившаяся беда была бы приятной. Пусть он был превосходный и мудрый человек, но в конце концов найдется кто-нибудь, кто скажет о нем: «Отдохнем наконец от этого воспитателя. В тягость он никому из нас не был, но я чувствовал, что втайне он осуждает нас». Это – о превосходном человеке. А сколько в нас есть другого, из-за чего многие желают освободиться от нас? Подумаешь об этом в момент смерти – и уйдешь с большей легкостью, размышляя так: «Ухожу из этой жизни, в которой мои же сотоварищи, за которых я столько боролся, молился, заботился, хотят моего ухода, надеясь на какое-нибудь другое возможное благодаря ему облегчение». Поэтому зачем цепляться человеку за более длительное пребывание здесь? Однако ты не уходи из-за этого менее благожелательным к этим самым сотоварищам, но, сохраняя верность своему нраву, с дружеским чувством, благосклонностью и кротостью и опять же не так, как будто тебя забирают силой, но как, например, у тех, кто умирает счастливой смертью, душа изымается из тела с легкостью, таким же должно стать и твое удаление от них. Ведь и с ними тебя связала и соединила когда-то природа. А теперь разъединяет. Разъединяюсь с теми, с кем я как бы сроднился, не принудительно, а добровольно. Ведь и это разъединение – одно из действий, согласующихся с природой.