К своей звезде
Шрифт:
– Юлия Павловна. Очень приятно. С прибытием вас в нашу дружную семью. Сегодня вечером в Доме космонавта встреча с мастерами искусств Таджикистана – День Таджикской республики проводим, так что милости просим. А для начала вам надо обязательно посмотреть наш музей.
Он провел Юлю в кабинет первого космонавта, сказав, что начинать осмотр музея лучше всего отсюда, спросил:
– Сами будете или нужен экскурсовод?
– Сама попробую, – смущенно сказала Юля.
– И правильно. Первый раз надо самостоятельно.
Он кивнул и оставил Юлю наедине с кабинетом Гагарина,
В кабинете не было таких экспонатов, которые требовали особо длительного изучения, но уходить Юле отсюда не хотелось. И она вдруг поняла почему: своею скромностью и рациональностью интерьер этой комнаты напомнил ей рабочий кабинет отца, когда он командовал полком.
Музей на Юлю не произвел какого-то ошеломляющего впечатления. Спускаемый аппарат «Союза» показался даже примитивным в сравнении с современным истребителем. Позабавили эти всякие тубы с соками и пастами, баночки, пакетики, составляющие рацион космонавтов. И только парашют Юля рассматривала долго и внимательно, ткань, тесьму, стропы. И когда дошла до массивной стальной стреньги и убедилась, что она так же надежна, как в тормозном парашюте самолета, начала с интересом изучать космический скафандр.
Пока Муравко был кандидатом в космонавты, пока занимался общекосмической подготовкой, Юля не думала ни о его, ни о своем будущем. Работать она устроилась в одном из космических КБ в группе разработчиков программно-временного устройства. Немного утомляли ежедневные поездки на электричке и она как-то подумала, что хорошо бы Коле скорее купить, как все космонавты, свою машину, заезжал бы за ней хоть изредка. Но, посчитав, сколько понадобится времени, чтобы скопить необходимую сумму, решила о машине даже не заикаться.
Когда родился Федя, заботы о нем оттеснили на второй план все остальное. Ей стало трудно надолго отлучаться в магазины, и она решила воспользоваться столом заказов Звездного. Но, то ли она не в ту дверь вошла, то ли неточно объяснила свою просьбу, ей сказали, что на квартиру продуктовые заказы не доставляются.
«Ну и ладно, – подумала Юля, – справимся сами». Теперь ей, по крайней мере, стало окончательно ясно, что жизнь в Звездном городке в бытовом отношении не имеет никаких преимуществ перед жизнью обычного авиационного гарнизона. «Как все».
Юля не огорчилась, утверждаясь в мысли, что Звездный живет такой же жизнью, как все. Она даже почувствовала прилив гордости за свою причастность к коллективу маленького городка, который славен великими делами его жителей, а не особыми привилегированными условиями.
Пришло успокоение, и Юля вскоре забыла, что ее тревожил какой-то душевный разлад, преследовали неотвязные мысли. После завершения общекосмической подготовки Колю включили в состав группы, закрепленной за определенным типом космического корабля. И хотя впереди еще предстояла подготовка в составе экипажа по конкретной программе, которая является общей для двух-трех экипажей, и абсолютно никто не мог предсказать, какой из них станет основным, а какие дублирующими, Юля, узнав эту новость, почувствовала нетерпеливое волнение. Она возбужденно поздравила Колю, весь вечер висла на нем, целовала и втайне пыталась представить, как он будет выглядеть, когда вернется из космоса.
Коля терпеливо улыбался, беззлобно отшучивался, а перед сном спросил:
– Разлюбишь, если не стану знаменитым?
Юля поняла, что «бытие» опять захлестнуло ее «сознание». Она прижалась к нему, обвила шею руками и сказала, как это умела говорить только она: «Дурачок ты мой…»
Два последних года Юлю совершенно не тревожили честолюбивые мысли. Почти ежедневно они вместе относили Федю в ясли, и Коля нередко провожал ее до электрички. Когда позволяла обстановка, приходил встречать. Оставляя Федю под наблюдением соседки, ездили в московские театры, смотрели спектакли, на которые удавалось достать билеты. Да и в городке чуть ли не каждый вечер выступали в Доме космонавта заезжие звезды. Жизнью своею Юля была довольна. Она так и матери говорила, когда та звонила из Ленинграда или заезжала на несколько часов в Звездный.
Муравко не попал даже в дублирующий экипаж. Юля восприняла это известие без огорчения. Понимала – рано ему. Искренне успокаивала Колю, просила смотреть на все философски, убеждала, что все, что ни делается в этом подлунном мире, – к лучшему. Юля уже верила, что окончательно выздоровела и полностью избавлена от той болезни, которую Коля называл «томительным предвкушением».
– Хворь эта, – говорил он, – не проходит бесследно, если ее не задавить в зародыше. Она обязательно даст осложнение: или головокружение, или разочарование.
И вот опять рецидив. Неожиданный, неуправляемый, оставивший, мутный осадок в душе.
Коля в тот день вернулся из Центра управления полетом после ночного дежурства, перед самым ее уходом на работу. Юля уже наводила, как говорится, последние штрихи туалета – аккуратно подкрашивала губы.
– Отставить! – скомандовал он весело. – Крашеными губами целовать не разрешу.
Подхватил на руки с улыбкой бегущего по коридору Федю, подбросил, прижал к себе.
– Краску вытерла? Целуй. – Он с ходу подставил Юле губы.
– Есть за что? – поддерживая шутливый тон, спросила Юля и вытерла салфеткой губную помаду.
– Сначала целуй, а вопросы потом.
– Так что произошло? – спросила Юля, поцеловав мужа.
Муравко опустил на пол сына и посмотрел на часы.
– Сегодня улетаю на Байконур.
Юля заволновалась.
– Тебя включили в экипаж?
Улыбка на лице Коли погасла.
– Полагаешь, что это единственный повод для радости? Ох, Юлия Павловна… – Муравко перешел на какой-то театрально-шутливый тон; он всегда таким образом прятал свою обиду. – Человеку дали первое самостоятельное задание, определенные полномочия. И куда? На Байконур! На первый космодром страны! Разве это не свидетельство высокого доверия твоему благоверному? Только вслушайся, как звучит: кос-мо-дром!