К востоку от Эдема
Шрифт:
Адам вошел — Уилл поднял голову, жестом пригласил сесть в одно из кожаных кресел, смягчающих клиентам жесткость счета за купленный автомобиль.
— Я хотел бы выразить соболезнование, — произнес Адам, садясь.
— Да, горе большое, — сказал Уилл. — Вы были на похоронах?
— Был. Я хочу, чтобы вы знали, как я уважал вашего отца. Никогда не забуду, чем я ему обязан.
— Да, люди его уважали, — сказал Уилл. — Больше двухсот человек пришло на кладбище — больше двухсот.
— Такой человек не умирает, — сказал Адам и почувствовал,
— Это верно, — сказал Уилл, хоть сам этого не чувствовал. Для Уилла Самюэл был мертв.
— Вспоминаю все, что он, бывало, говорил, — продолжал Адам. — Я не очень прислушивался, но сейчас слова всплывают в памяти, я вижу выражение его лица.
— Это верно, — сказал Уилл опять. — И со мной то же самое происходит. А вы возвращаетесь к себе?
— Да. И решил — дай-ка зайду, поговорю насчет автомобиля.
Уилл слегка и молча встрепенулся.
— Мне казалось, вы последним во всей долине раскачаетесь, — заметил он, прищурясь на Адама.
Адам рассмеялся.
— Что ж, я заслужил такое мнение, — сказал он. А переменился благодаря вашему отцу.
— Как же он этого добился?
— Я вряд ли смогу объяснить. Давайте лучше о машине потолкуем.
— Я с вами буду без хитростей, — начал Уилл. — Скажу прямо и правдиво, что не успеваю выполнять заказы на автомобили. У меня целый список желающих.
— Вот как. Что ж, тогда впишите и меня.
— С удовольствием, мистер Траск, и… — Уилл сделал паузу. — Поскольку вы нам близкий друг, то если кто-нибудь из очереди выбудет, я поставлю вас повыше, на его место.
— Спасибо, — сказал Адам.
— Как желаете оплачивать?
— То есть?
— Можно ведь в рассрочку — понемногу ежемесячно.
— Но в рассрочку как будто дороже?
— Да, добавляются разные проценты. Но некоторым так удобнее.
— Я сразу расплачусь, — сказал Адам. — Чего уж оттягивать.
— Немногие клиенты с вами согласятся, — сказал Уилл со смешком. — И я когда-нибудь начну предпочитать рассрочку, она мне тоже выгодней.
— Я об этом не подумал, — сказал Адам. — Но все таки запишете меня?
Уилл наклонился к нему.
— Мистер Траск, я вас поставлю во главе списка. Первая же поступившая машина пойдет вам.
— Спасибо.
— Для вас я это с радостью, — сказал Уилл.
— Как ваша мама? Держится? — спросил Адам.
Уилл откинулся в кресле, улыбнулся любяще.
— Она удивительная женщина, — сказал Уилл. — Она как скала. Мне вспоминаются все наши трудные времена, а их было достаточно. Отец был не слишком практичен. Вечно в облаках витал или в книжки погружен был. Мать — вот кто держал нас на плаву, без нее бы Гамильтоны в богадельне очутились.
— Славная женщина, — сказал Адам.
— Мало сказать славная. Сильная она. Крепко стоит на ногах. Прямо твердыня. Вы с похорон зашли к Оливии?
— Нет, не заходил.
— С похорон туда вернулось больше ста человек. И мама
— Сама?
— Сама. А ведь не кого-нибудь утратила — мужа.
— Да, женщина удивительная, — сказал Адам.
— Земная она. Понимала, что людей надо накормить, — и накормила.
— Я надеюсь, ее не сломит это горе.
— Не сломит, — сказал Уилл. — Всех нас еще переживет наша маленькая мамочка.
Возвращаясь на ранчо в пролетке, Адам обнаружил, что замечает вокруг то, чего не замечал годами. Видит в густой траве полевые цветы, рыжих коров, пасущихся и не спеша восходящих пологими склонами. Доехав до своей земли, Адам ощутил такую внезапную, острую радость, что удивился — откуда она? И вдруг поймал себя на том, что громко приговаривает в такт копытам лошади: «Я свободен. Свободен. Отмучился. Освободился от нее. Выбросил из сердца. О Господи мой Боже, я свободен!»
Он дотянулся до серебристо-серого ворсистого шалфея на обочине, пропустил его сквозь пальцы, ставшие от сока липкими, понюхал их, глубоко вдохнул в себя резкий аромат. Ему было радостно вернуться домой. И хотелось увидеть, насколько выросли ребята за эти два дня, — хотелось увидеть своих близнецов.
— Освободился от нее. Освободился, — пел он вслух.
Ли вышел из дома навстречу Адаму. Держал лошадь под уздцы, пока Адам слезал с пролетки.
— Как мальчики? — спросил Адам.
— В порядке. Я им сделал луки, стрелы, и они ушли к реке в низину охотиться на кроликов. Но я не спешу ставить на огонь сковороду.
— И в хозяйстве у нас все в порядке?
Ли остро глянул на Адама и чуть было вслух не удивился такому пробуждению интереса, но только спросил:
— Ну, как похороны?
— Людно было. У него много друзей. Мне все не верится, что его уже нет.
— Мы, китайцы, хороним своих покойников под барабаны и сыплем бумажки для обмана демонов, а вместо цветов на могилу кладем жареных поросят. Мы народ практичный и всегда голодноватый. А наши демоны умом не блещут. Мы умеем их перехитрять. Прогресс своего рода.
— Самюэлу были бы по душе такие похороны, — сказал Адам. — Ему было бы занятно.
Ли все не сводил глаз с хозяина, и Адам сказал:
— Поставь лошадь в стойло и приготовь чаю. Хочу с тобой поговорить.
Войдя в дом, Адам сиял с себя черный костюм. Ощутил ноздрями тошновато-сладкий, уже с перегарцем, запах рома, как бы исходящий из пор тела. Разделся донага, намылил губку и обмыл всего себя, прогнав запах. Надел чистые синие рубашку и комбинезон, от носки-стирки ставший мягким и голубым, а на коленях белесым. Не спеша побрился, причесался; слышно было, как Ли орудует на кухне у плиты. Адам вышел в гостиную. Ли поставил уже на стол у кресла сахарницу, чашку. Адам огляделся — цветастые гардины от стирок полиняли, цветы выцвели. Ковры на полу вытерты, на линолеуме в коридоре бурая тропинка от шагов. И все это он заметил впервые.