К вулканам Тихого океана

Якеш Петр

О самом важном в операции «Киета» — коренном на. селении — полностью забыли или сделали вид, что забыли. Конечно, «забывчивостью» страдали не геологи. Но именно у геологов и землемеров, которые жили и работали на Бугенвиле, отношения с островитянами за несколько месяцев сильно обострились. А те, кто был повинен в конфликте, находились далеко от острова.

Компания решила выкупить у местных жителей землю под открытые разработки, под дорогу для транспортировки руды, под административные здания, расширить аэродром, построить на нем склады и т. п. Возможно, из-за своего облика население Бугенвиля не считалось самым миролюбивым среди меланезийцев. У него очень темная, с металлическим блеском кожа и типично меланезийский тип

лица. Островитянам в приказном порядке сообщили, что они должны оставить свои поля и охотничьи угодья в джунглях вокруг Киеты, а компания выплатит деньги. Заплатили им по два доллара за акр. По сравнению со средним доходом островитян в этой части Океании, который не превышает десяти-пятнадцати долларов в год, два доллара за акр — цена высокая. Поэтому представители компании решили, что они заплатили хорошие деньги. (Хотя один австралийский журналист подсчитал, что с каждого акра болотистых джунглей Киеты компания, добывая медь, получает по два миллиона долларов.) Островитяне с благодарностью приняли врученные им представителями компании деньги, быстро растратили их, но понять, почему они должны бросить свои поля, так и не смогли. Они твердили, что это их поля, потому что они расчистили землю от джунглей, здесь жили и вели хозяйство их деды и прадеды. Компания, в свою очередь, их аргументы не принимала и внимания на них не обращала. Тогда островитяне стали искать выход из положения. С луками, копьями и мачете они выступили против бульдозеров, но это делу не помогло. Тогда они решили прогнать тех, с кого начались все беды, кто пришел сюда первыми, а следовательно, геологов. Они напали на их лагерь и загнали в джунгли, даже не дав им возможности одеться.

Белые колонизаторы разрешили конфликт к выгоде добывающей компании и вышли из него, не замарав рук. Для улаживания беспорядков были присланы части полиции, укомплектованные аборигенами, но среди них не было ни одного представителя племен, живущих на Бугенвиле. Подобная тактика не раз приносила успех колонизаторам. Позднее таким же путем расправились с волнениями на полуострове Газель. Администрация использовала старую вражду между племенами, ведь и прежде племена встречались только с одной целью: воевать.

Обо всем происходящем на Бугенвиле я ничего не знал. Пока я работал на востоке Новой Гвинеи, газеты не попадали мне в руки. Кое-что я услышал в Маунт-Хагене, а подробности узнал только в Рабауле перед вылетом на Бугенвиль. К тому времени положение серьезно обострилось. Но отказаться от поездки на Бугенвиль я не мог: я тогда не собрал бы образцов горных пород в этой интереснейшей для геолога области и моя коллекция была бы неполной.

Геологически и географически Бугенвиль — часть длинной, прямолинейной цепочки Соломоновых островов. Административно он принадлежит к Новой Гвинее. В центре острова находятся три вулканических массива высотой более двух тысяч метров над уровнем моря: Балби, Нума-нума и Багана. Именно Балби, как сообщил мне геолог, работавший здесь год назад над составлением карт, был относительно легко доступен и интересен своими андезитовыми породами. Там удалось собрать лучшие образцы андезита, а Вакунай, небольшое поселение на побережье в тридцати километрах от Киеты, был самым удобным пунктом для восхождения.

Грузовая «дакота» остановилась на зеленом поле у здания аэродрома с надписью «Вакунай». Стены постройки с дырами вместо окон были сплетены из расщепленных стволов бамбука. Недалеко от нее среди бугенвиллей, кустов с красными цветами, стоял еще один дом с такими же плетеными стенами — какая-то контора. На аэродроме стоял «лендровер» — вездеход, и возле него топтались два аборигена и один белый. Пыльная тропинка вела к взлетной полосе. Нигде, сколько хватает глаз, никаких признаков цивилизации. Гора Балби высилась в белом тумане, ни одного из ее семи кратеров не было видно.

Из самолета в Вакунае вышли только мы, остальные пассажиры

остались в салоне. Я задумался, в какую сторону нам идти, как вдруг сзади раздался голос:

— Хеллоу, хау ар ю, янг мэн!

Как известно, эту фразу можно перевести по-разному, и на английском она имеет разный смысл, в зависимости от того, с какой интонацией и в каком контексте она сказана. Еще не оборачиваясь, я понял, что тон был дружеский, и фраза эта звучала примерно так: «Дружище, не делай глупостей. Зачем в такую жару тащить на спине этот гигантский рюкзак и заставлять жену с ребенком шлепать пешком?»

Я обернулся и увидел, что наш багаж летит в кузов вездехода. Человек, который меня приветствовал, на нас внимания больше не обращал, а занялся погрузкой хлеба в машину. Я представился так, как представлялся всюду в Австралии: «Питер Джейкс», поскольку никто не знал, что буква j может читаться иначе, чем «дж».

Мужчина, не отрывая взгляда от коробок с яйцами, сказал:

— Я знаю, ты геолог из Чехословакии и работаешь в Австралийском национальном университете. — А потом, обернувшись ко мне и немножко подразнивая, добавил:

— Ты пробудешь здесь неделю, и тебя не интересуют, ни медь, ни жители этого острова. Тебя интересуют только вулканы и их проклятые камни.

Я открыл было рот, но он продолжал:

— Не удивляйся, эта информация идет от тебя самого, ты о своих намерениях писал еще в Канберре. То письмо, которое ты писал, теперь у меня. Я Боб Дьюэрелл, начальник этого района.

Мне все стало ясно, и я невольно смял письмо, которое мне дал для этого человека мой друг Боб Хеминг в Рабауле.

— У меня для вас приготовлен домик, это времянка, недостроенный дом для местного учителя, но там можно устроиться. Не забудь, что вечером ты должен зайти ко мне, мы договоримся, что ты тут будешь делать, — продолжал тем временем Боб.

У меня все было приготовлено и расписано. Карты, аэрофотоснимки, геологические планы с раскрашенными тропинками, именами островитян и названиями здешних деревушек, через которые надо было пройти, чтобы попасть на гребень хребта. Семь кратеров, расположенных в поясе «альпийской растительности», выглядели на аэрофотоснимках весьма привлекательно, на них были отмечены места, сулящие прекрасный урожай образцов. Я был благодарен Бобу, что он нанял нам домик. Я все распланировал: Лида с Петей останутся в Вакунае, а я вернусь через неделю. Два дня подъем, два дня на вулкане, столько же спуск. Таков был мой план, и я поделился им с «начальником района». И тут рухнули мои надежды вместе с планами работы на Балби.

— Все это прекрасно, — сказал Боб, — но, ты сам знаешь, одному идти в горы нельзя.

Я и сам понимал, что идти одному было бы глупо. Я рассчитывал на трех-четырех проводников, и у меня уже были приготовлены для них мелкие монеты, табак, газеты, спички, консервы и т. п.

— Организовать для геолога носильщиков и проводников после того, что произошло в Киете, очень рискованно. Этого от меня ты требовать не можешь, — сказал Боб. — Лучше, если мы пойдем вдвоем. Люди меня тут знают.

Я промолчал.

— Мне было бы неприятно, если бы ты заблудился в джунглях из-за того, что туземцы тебе отказали в помощи. А они обязательно откажут, когда увидят, что ты собираешь камни. Ты им не сможешь объяснить, что медь тебя не интересует. Понимаешь? Так что забудь про Балби! Каждый вечер ты должен возвращаться домой и ночевать здесь, в деревне. Это говорю тебе я, начальник района.

Я был сражен и чувствовал себя подавленным. Так долго я мечтал, как поднимусь на Балби, осмотрю все семь кратеров, погляжу на запад, на Соломоново и Коралловое моря, потом на восток — на Тихий океан… Я не мог ничего изменить, переубедить Боба Дьюэрелла невозможно, по-своему он прав. Мне оставалось только полазить по восточному склону Балби, обследовать лавовые потоки и, может быть, отыскать хоть какие-нибудь образцы горных пород.