Кабальеро де Раузан
Шрифт:
X
В день званного обеда в кабинет русского посла явился Мортимер. Вот что там произошло.
– Время не терпит, мы должны решить что-нибудь, – сказал Мортимер, который этим вечером хотел царить на празднике, тщательно выбрав одежду, дорогие духи и ювелирные украшения.
– Я в нерешительности, – ответил русский, – дуэли бывают разные, и это затрудняет мой выбор. Если вам есть, чем заняться, оставьте меня, я подумаю и сообщу, что нам делать.
– Но если мы упустим оставшееся нам время, могут появиться непреодолимые препятствия, и будет досадно потерять наилучшую возможность покончить с ним этим вечером.
– Положитесь на меня. Я хочу помочь вам в этой выходке, чтобы порадовать нашу подругу и
– Хорошо.
Мортимер попрощался с ним и подумал, что посол ничего ему не сообщил, заподозрив, что тот распространится о так называемой выходке. Это уязвило самолюбие Мортимера, но он смирился, в надежде, что все получится.
Рюрик закрылся в кабинете. Снова он вытащил из комода портфель и уже пожелтевшее письмо со времен случившейся ссоры, где его друг отвечал на просьбу Рюрика сообщить о кабальеро де Раузан.
Рюрик читал письмо. Оно гласило:
«Хосе Уго де Раузан, или неотразимый кабальеро, человек не сколько красивый, сколько мужественный, с красотой математических пропорций. Он очень талантлив, разносторонних знаний, говорит глубокомысленно и уместно. Его речь гладкая и острая, утонченная и изящная. Его логический метод подобен притчам Христа и поражает сравнениями. Искусный наблюдатель, он обычно молчит, но победоносно может отстаивать свое мнение. У него презрительная, обескураживающая улыбка и хладнокровная отвага наивысшего порядка. Он пленяет людей, не используя внушение. Женщины говорят о странности этого человека, а мужчины ненавидят и боятся его. Из гордости он старается делать только правильно, выставляя напоказ одно и скрывая другое. Намеренно он притворяется непонятным нелюдимом, утомленным человеком-загадкой. Хотя в нем нет огня, но он очень опасен для дам, потому что по прошествии нескольких дней, он сеет, так сказать, семена любви, а затем бросает их навсегда. С одаренными или модными женщинами происходит всегда одна и та же история, которую он сам решает, закончить или нет. Они хотят быть любимыми, чтобы подчинить его или пренебречь. Опасная затея, потому что Раузан вызывал в них сомнения, вспышки гнева, ревность, досаду, а затем бросал и забывал их. В самый неожиданный момент, воспользовавшись незначительным событием в прошлом, сражался и побеждал. Одни говорили, что он не искал выгоду от побед, другие – что искал. Он не Ловелас, и ни Ришелье, но еще опаснее этих двоих. Персон, которые не говорили о нем плохо, он покорял и духовно порабощал откровенностью, неожиданной помощью, наивысшей обходительностью, заставляя их столбенеть. Он бы был поэтом, если бы захотел, его дарования столь значительны, как и его познания. Это великий медик, он добился больших политических и военных побед, и хотя говорят, что он чудотворец, я лишь полагаю, что он усердно изучал Иоганна Каспара Лаватера, Франца-Йозефа Галля, Иоганна Каспара Шпурцгейма, Жан Пьера Жозефа Брюйера, и Франсуа де Ларошфуко. Он видит человека насквозь, развлекаясь его увлечениями и тайнами. Он много путешествовал, объехал весь свет и знает человеческое сердце как никто другой. По поводу его морали есть сомнения. Он вопиющий материалист. Его обвиняют, что он опоил свою жену, чтобы свести ее с ума, ему приписывают преступления душегубов Эдинбурга. Есть те, которые называют его воскресшим. Откуда он, неизвестно. Говорят, он сколотил большое состояние, как офицер эмира Абдель-Кадера. Кое-что я опущу, сказанного хватит, чтобы дать некоторое представление о нем. В любом случае его иметь лучше в друзьях».
Закончив чтение письма, Рюрик сказал:
– Если бы эти сведения у меня появились своевременно, то несколько лет назад я не стал бы огорчаться ссорой с этим человеком. Пока еще молод, я должен быть безупречен и действовать осторожно. За полученный урок я хотел бы отомстить.
Посол оделся, потребовал карету и поехал на прогулку, пока приближался час обеда.
Когда завершилась первая часть пиршества, посол сказал Мортимеру:
– Я считаю, мы должны прибегнуть к науке. Это не вызовет ни у кого подозрений при таком раскладе.
– По-моему прекрасно. Какой вопрос мы зададим ему?
– Когда будем пить кофе, Эркулес заговорит о большом уме своего пса Эктора, и это послужит основанием, что речь идет о душе в теле животного, следовательно, о человеческой душе. В подходящий момент вы встанете перед кабальеро и спросите его мнение по поводу френологии. Тема очень богатая и увлекательная, мы заинтересуемся спором и послушаем, что он скажет. Скорее всего, сегодня вечером мы будем короновать его как величайшего шарлатана.
– Великолепно! – воскликнул Мортимер. – Положитесь на меня.
Пока это происходило между ветреным модником и хитрым дипломатом, наша замужняя дама, ущипнув за руку Пакито, сказала:
– Берегитесь, если предадите! Вы не спали тем вечером в доме посла. Если знаете, что там произошло, учтите, вы по-настоящему рассердите меня.
– Случилось что-то в доме посла? – хитро спросил Пакито.
– Берегитесь и пусть вам повезет.
Когда начали подавать кофе, Эркулес стал гримасничать и болтать без умолку о чудесном даровании его пса Эктора. Он говорил, что это совершенное животное, ведь хоть он не говорит и не пишет, это делает его еще совершеннее, потому что он очень осторожный. Затем добавил, указывая на Кортеса:
– Ты так не думаешь, Кортес?
Все поняли намек Эркулеса и засмеялись. Тот решил поквитаться:
– Если бестактно много говорить, то мы с тобой одинаковы, капитан.
Почесав ухо, Эркулес произнес:
– Я не говорю ни много, ни мало, кроме как ни о чем.
– Молчать – это хорошо, говорить – плохо, а болтать – хуже некуда, – заметил Кортес.
Эркулес хотел было ответить, но Мортимер подал ему знак отступления.
– В разуме животных таятся удивительные вещи, – сказал дон Родриго де Навас. У меня есть обезьянка, которая чудесно играет в ломбер!
– В ломбер! – в один голос воскликнуло большинство.
– Да, сеньоры… Я знал другую обезьянку из Амьена, которая играла в шахматы с Карлом V и дала ему шах, потом мат, но ломбер кажется игрой весьма сложной, которая требует памяти, внимания, многочисленных подсчетов, точных комбинаций. В подсчетах моя обезьянка непобедима.
– Это потому что у животных есть душа, и у некоторых она почище и подобрее, чем у людей, – заметил Эркулес.
– Вот и я говорю об этом и поддерживаю, – напыщенно сказал дон Родриго
– Какая глупость! – воскликнула старуха, – животное – это живой организм и инстинкты, у них нет памяти, понимания и воли, этих трех составляющих души.
– Организм не думает, а чтобы играть в ломбер нужно думать, – сказал дон Родриго. – К тому же, кто не знает историю о трех псах?
– Я, – сказал Эркулес, – будьте добры, расскажите ее.
– У трех шотландских рыцарей было три собаки, соответственно породы ньюфаундленд, овчарка и бульдог. Собаки были дружны и представляли собой местную собачью аристократию, боровшуюся с плебейскими псами. На ньюфаундленда, который ежедневно ходил за хлебом для хозяина, однажды напала стая соседских шавок, и он получил тычки, укусы и оскорбления, поскольку тот не пожелал выпустить из пасти буханку, что и ослабило его защиту. После того, как он донес хлеб, он пошел за овчаркой, и вместе они пошли за бульдогом, и затем троица устроила ужасное побоище плебейским шавкам, которые разбежались. Довольные победой, они восстановили гордость ньюфаундленда. Нельзя отрицать, что месть была продумана заранее, рассчитана до мелочей, между собаками-союзниками разработан план действий. Как возразить такому? – торжественно спросил дон Родриго, завершая рассказ.
– Плутарх, – сказал доктор Ремусат, – излагал очень примечательные вещи о псе, который разыграл представление, будто его отравили, и он умирает, затем воскресает, чему был свидетелем сам император Веспасиан. Можно собрать так называемые сказки о собаках в книгу, многие из которых будут правдой, а те, что лживы, по крайней мере хорошо придуманы. Исключения выбиваются из правил. Сильный собачий инстинкт и прирученность выполняют такие вещи, на которые другие животные не способны.