Каббала и бесы
Шрифт:
Как же поступить, где выход? Лева встал с кровати и принялся ходить по комнате из угла в угол. Надо бы посоветоваться. Но с кем, с кем? В ушах сам собой закрутился, зазвенел старый еврейский мотив: «Нет, нет никого, кроме Б-га одного».
Лева вздрогнул и остановился. Конечно, как он сразу не сообразил! Вот с Ним и посоветуемся. По методу Новардокской ешивы.
Несколько месяцев назад один из стариков-преподавателей рассказывал ученикам об удивительной ешиве, в которой ему довелось учиться. Главным в этой ешиве было выработать ощущение правды.
– Эмес, правда, – вот то, что должно стоять перед вашими глазами, – говорил
Когда же нужно было принять важное решение и не знали, как поступить, то делали следующим образом: сомневающийся на несколько часов погружался в учение полностью, так, чтобы все постороннее вылетело из его головы. Когда он уходил в Тору целиком, от кончика ермолки до подметок, один из товарищей окликал его и задавал ему тот самый вопрос. Первая реакция, первая мысль, возникающая у спрашиваемого, еще не успевавшего переключиться от учения на дела нашего мира, и было мнение Торы, ответ Всевышнего.
Левин взгляд упал на книгу, лежавшую на столе прямо перед ним. Хумаш – «Пятикнижие». Раскрыв ее наугад, Лева посмотрел на верх страницы: Бемидбар, глава «Корах». Что тут относится к нему? Бунт против раввина? Но ведь он не восстает, как Корах, он просит о снисхождении, о замене приговора. Тогда что? Нужно искать.
– Мама, – Лева открыл дверь в соседнюю комна– ту. – Мама, постучи в мою дверь ровно через час.
Наработанный за годы учения в ешиве механизм поиска и анализа включился автоматически. Почти все необходимые книги были у Левы дома, часто случалось, что ответ на заковыристый вопрос приходил к нему посреди ночи или в субботу, поэтому несколько десятков самых главных книг давно стояли на полке, точно солдаты в ожидании приказа.
Когда раздался стук в дверь, Лева поднял голову от «Мидраш Раба» и невидящим взглядом посмотрел в окно:
«Кажется, это оно. Да, скорее всего, оно. Именно так и нужно себя вести. Просто и точно. Да, просто и точно».
В ту ночь Моше-рабейну пришел в шатер к Кораху. Пытался говорить с ним, объясниться. Но Корах молчал. Корах знал – если он начнет отвечать, Моше переубедит его.
«И я буду молчать, – решил Лева. – На все вопросы раввина ответом станет молчание. И он сам поймет, что дело не заладилось».
Но раввин ничего не понял. Левино молчание он объяснил застенчивостью и, дав указание, куда и в котором часу явиться, отпустил робеющего жениха.
Помолвка должна была состояться на исходе субботы прямо в квартире у раввина. Чтоб не утруждать Бебу хлопотами, он все расходы и заботы взял на себя.
«Неужели он ничего не понимает? – недоумевал Лева, бредя к своему месту в зале. – Я ведь не произнес ни единого слова, даже не кивнул головой. Сидел и молчал. Как же он, такой проницательный и мудрый человек, как же он ничего не понял»?
С трудом отсидев день в ешиве, Лева вернулся домой. Вечернее солнце заливало улицы Реховота нестерпимым блеском. Жалюзи кухонного окна были прикрыты, узкие полоски желтого солнечного жара лежали вдоль стола, словно ломтики огромной дыни. Беба собирала ужин: над почти незаметным бледно-голубым язычком пламени кипела и бормотала кастрюля.
Лева сел на старый, расшатанный стул, расстегнул ворот
Беба придвинула другой стул, села рядом.
– Плохо, да? Не расстраивайся, не убивайся так. Все в жизни проходит, и это пройдет, и нет ничего, чтобы стоило таких слез.
Она на секунду замолчала.
– Впрочем, знаешь, слезы – самое простое, чем можно расплатиться.
– Мама, но что же мне делать, что делать?! Помолвка на исходе субботы, а позвонить Злате и все рассказать я не могу. И раввин ничего не понимает, давит, как танк.
– Он, наверное, думает, будто заботится о твоей пользе, – предположила Беба.
– И я хочу своей пользы. Но я же лучше знаю, что для меня хорошо, а что плохо! Почему же меня никто не слушает?!
– А ты сказал ему, объяснил?
– Я молчал, я все время молчал. Как же он не понял, ведь он такой умный!
– Значит, не такой, – ответила Беба. – Он, в конце концов, еще довольно молод, и жизнь его, слава Б-гу, сложилась благополучно. Есть боль, которую может понять лишь тот, кто страдал сам.
– Давай удерем, – предложила она спустя несколько минут. – Поедем к Фане в Маалот. Там нас не найдут. А сюда пусть звонят, приходят – нет нас и нет.
Фаней звали одну из ее многочисленных пациенток. Лет двадцать назад Беба, вопреки диагнозу заведующего отделением, заподозрила, что под повышенной кислотностью прячется более страшная болячка, и, пользуясь связями, переправила Фаню в другое отделение на осмотр. Заразу вырезали вовремя, и с тех пор каждый год в годовщину операции Бебе доставался огромный торт и бутылка шампанского.
– День рождения справляю, – поясняла Фаня. – Если бы не Бебка, давно бы косточки мои сгнили на минском кладбище.
– Так бежим? – переспросила Беба, глядя на сына.
– Мама, – благодарно прошептал Лева. – Мама, мамочка…
В пятницу ешива не работала, а по субботам раввин и ешиботники молились в другой синагоге: «Ноам алихот» считалась чересчур простым местом для ученого люда. Бегство жениха осталось незамеченным, первые признаки беспокойства раввин ощутил лишь на исходе субботы, когда Левин номер телефона ответил длинными беспокойными гудками.
Сразу после «авдалы» [91] в доме раввина начались праздничные приготовления: составили вместе столы, застелили их чистыми скатертями, сверху покрыли прозрачной одноразовой клеенкой и уставили белыми одноразовыми тарелочками с незамысловатым угощением. Маслянисто посверкивающий хумус, коричневые и зеленые маслины, щедро политые оливковым маслом, ломтики серебристой селедки, салат из баклажанов, приготовленный по турецкому рецепту и острый, как сабля янычара. Возле каждой тарелочки рядом с пластмассовыми ножом и вилкой поместились две небольшие халы, осыпанные кунжутными зернышками, стопка для «лехаима» и пластмассовый стаканчик для «колы». Бутылок с дешевой «колой» наставили в изобилии, на исходе субботы, после трех обильных трапез святого дня, в основном пьют, а едят только для виду.
91
Авдала – специальная церемония «отделения» субботы (или праздника) от будней, которая сопровождается чтением краткого литургического текста и символическими действиями.