КАДРИ
Шрифт:
– Тоже мне ученая! Учила бы лучше детей в школе, а меня, старуху, оставила бы в покое! Дай нам новую квартиру, тогда и плесенью пахнуть не будет!
Я начала спорить с бабушкой. Разве учительница может дать нам новую квартиру, разве она виновата в том, что мы живем в подвале? Но бабушка еще долго ворчала себе под нос. Однако учительница не зря к нам приходила: потом к нам прислали какую-то комиссию. И бабушке пришлось бегать по разным учреждениям. Но квартиры нам почему-то все не давали и не давали, и тогда бабушка махнула рукой. Ее, оказывается, кто-то обидел. Сказал: «Просись,
Теперь бабушка то и дело грозится: «Смотри у меня, учись получше, а то в детский дом отдам».
Но меня не проведешь, я уже не маленькая. И я отлично знаю, что в детском доме вовсе не так плохо. Там, наверно, даже лучше, чем у нас дома. Поэтому я ничуть не боялась и не боюсь бабушкиных угроз, но в детский дом мне все же не хочется – ведь у меня есть свой дом и своя бабушка. Как же мы будем друг без друга?
Но перед самым Новым годом я заболела, а потом начались каникулы. А когда я потом вернулась в школу, мальчики уже успели забыть об этой истории. Но водиться со мной и после каникул никто не стал.
Ведь я нескладная, я отстающая. Меня дразнят Вонючкой, а еще Растрепой. И еще я самая некрасивая в классе. Хотя никто не говорил мне этого, но я и сама знаю, потому что у нас дома есть зеркальце, правда крохотное, но и оно все скажет. Так что радости мало. А тут еще это несчастье с ногой. Хоть доктор и уверяет, что все пройдет и я буду прекрасно ходить и даже бегать, но бабушка не перестает вздыхать, когда навещает меня: «Не хватало, чтоб ты еще стала калекой!»
Но я стараюсь верить доктору, а не бабушке...
Тетя с соседней койки спросила меня сегодня, добрый ли у меня отец. Сначала я растерялась, а потом нашлась и сказала, что отец у меня очень, очень добрый. Тогда тетя снова спросила:
– Не собирается ли он привести домой новую маму?
Ах, вранье это ужасная штука! Начнешь врать, а потом никак с этим не развяжешься. Это все равно, что снежный ком: он катится с горы и все больше обрастает снегом.
Если они узнают, что я соврала, меня и тут начнут презирать. Как было бы хорошо, если бы думали, что я немая, и не приставали бы ко мне со своими каверзными вопросами!
Сегодня сестра спросила меня, не скучно ли мне. Я сказала, что скучно, и она принесла мне журнал «Пионер», и не один, а за целый год. Вот здорово!
Нет для меня большей радости, чем книга. Это только в первом классе я не любила, да и не умела читать.
Читать я научилась во время первых летних каникул. У нас был ремонт. Все вещи стащили в коридор и свалили в груду. Дома стало очень тесно и очень скучно. Некуда было деться. Все ребята уехали – кто в деревню, кто в лагерь. Только Хелле, что жила наверху, осталась в городе, но от нее толку мало, уж очень она маленькая. Правда, иногда ее мама уходила на рынок или в магазин и просила меня посидеть с девочкой. И я соглашалась – все-таки занятие.
У Хелле была интересная книжка с картинками, и мы рассматривали ее. Чудесные были картинки. Красивые, будто сон, будто те сказки, что рассказывала нам мама Хелле.
Я попросила у Хелле ненадолго книжку.
Очень уж хотелось узнать, о чем там идет речь. Особенно заинтересовала меня картинка, где была нарисована одна красавица с горящей звездой во лбу.
Я принялась складывать буквы и вдруг поняла прочитанное. Оказывается, я уже умела читать! Так я прочла «Сказку о царе Салтане». Я читала ее часами, и часы эти были такие замечательные!
Как-то от скуки я зашла к Юте, она жила близко. На дворе у них ребята водили хоровод. Я тоже захотела играть, но меня никто, даже Юта, не брал в круг, и я чуть не расплакалась. Чтобы удержать слезы, я старалась петь погромче, но вдруг Юта ущипнула меня и прошептала:
– Ты лучше не пой, у тебя такой противный голос – только других сбиваешь.
Я сразу замолчала и тихонько вышла из хоровода. Это такая тоска – смотреть, как другие играют! И я побрела домой.
Потом уже я никогда больше не ходила играть с другими детьми и стала сторониться Юты. Она, конечно, не виновата, что я пою не в лад, но разве надо обязательно щипаться, если я и вправду не умею петь? Я и сама знаю, что нисколечко не умею: запою «Цыплят», а получается «Марш тимуровцев»...
Но все-таки обидно. Я весь вечер потом лежала в постели и думала, почему я такая неспособная и почему я все делаю так плохо. Но думать об этом было грустно, и тогда я стала думать о царе Салтане.
Как хорошо, что мне попалась эта книжка! Там есть одно место, такое красивое, такое таинственное! То самое, где заколдованный лебедь превращается в прекрасную царевну. И я все снова и снова повторяла:
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит;
А сама-то величава,
Выступает, точно пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
С тех пор я всегда твержу эти стихи, когда мне становится очень грустно, когда я чувствую себя одинокой и всеми покинутой и, по правде сказать, ни на что не годной. Это очень помогает. Начинаешь думать про все чудесное и кажешься себе какой-то особенной, не такой, как в жизни.
Есть, конечно, и кроме «Царя Салтана» много хороших книг. Они все меня утешают. Бабушка никак не хочет этого понять и каждый раз ужасно сердится, когда застает меня за чтением сказок. Всей-то и радости у меня было, что эти сказки, а мне долго приходилось читать их украдкой...
Случилось это в прошлом году. Уроки я уже выучила и со спокойной душой принялась читать «Хижину дяди Тома». Но тут бабушка велела мне ложиться спать. А я как раз дошла до самого интересного места и стала просить бабушку, чтобы она позволила мне дочитать хоть страничку.