Кафедра А&Г
Шрифт:
Доктор медицинских наук, профессор Наталья Степановна Ниязова («морская свинка»)
Фауст
Меня томит её печаль.
Достань ей что-нибудь другое,
Пропажи первого не жаль.
– Срочно пиши пресс-релиз!
– Он у вас на столе, Наталья Степановна!
– А где статья наша с Шефом?! Статья на пленум по гестозам! Никогда ничего в срок не делаете!
– Статья два дня назад отправлена, Наталья Степановна!
– Тогда сделай мне чаю! И найди мне толковый материал о коагулопатиях при сахарном диабете! Поновее. Иностранный. И переведи. Позвони в женскую консультацию и отмени мой сегодняшний консультационный
– …
– Света, я её книги трогать не буду. Сказали тебе расставлять, ты и расставляй.
– Антонина Павловна, ну, цветы-то уж вы можете полить и окна помыть?
– Мне цветы велено не трогать. У меня, видишь ли, плохая энергетика. А окна я тут мыть не нанималась.
– Позвонить-то хоть можно?
– Вот только без сарказма, Светлана Борисовна, пожалуйста. Звоните.
– …Алло, мам? Денег подкинешь до зарплаты?.. Зачем-зачем? Ты хотела, чтобы я была кандидатом медицинских наук и ассистентом кафедры? Я кандидат. И ассистент. И не зарабатываю на санитарок, которые бесплатно окна мыть не хотят, на переводчика, поэтому приходится переводить самой, и на ужины из ресторана «Сирена» с доставкой в кабинет профессора!.. Да не плачу я, не плачу. Успокойся, мам. Насморк у меня. Аллергический… На жизнь у меня аллергия, на жизнь, мама. И особенно на работу. До анафилактического шока уже реакция. Ладно, мам… Это лирика, дома поговорим. Денег занесёшь? Спасибо, целую.
* * *
Наталья Степановна Ниязова не всегда была такой самодуркой. Женщиной она была неплохой. Просто очень и очень злой. Да и злой не была, а стала. Потому что когда-то, в детстве, она была очень доброй, ласковой, отзывчивой, хорошо воспитанной и никогда-никогда ни на кого не повышала голос.
Маленькая девочка Наташа с татарской фамилией Ниязова родилась в 1959 году в украинском районном центре в семье ветеринарного врача и учительницы русского языка. Папа, Степан Муратович Ниязов, был статным красивым мужчиной. От него Наталья унаследовала высокий рост, широкую кость, скулы вразлёт и дремлющий до поры до времени ген татарской властности. Мама – Олеся Николаевна Ниязова, в девичестве Перепелюк, – была женщиной маленькой и тихой. От неё Наташка взяла маленькие глазки, отличное знание русского языка и латентный хохляцкий гонор.
Ничем особенным Наташка ни в детском саду, ни в школе не отличалась. Родители прочили ей поступление в Харьковскую ветеринарную академию, тем более что папа Ниязов спас поголовье сперва районных, затем – областных, а после – и всех хрюшек УССР от какой-то свинской напасти. За что был награждён звездой Героя Социалистического Труда, а это по тем временам ох как немало значило. Примерно как орден Почётного легиона во Франции. Есть у папы орден Почётного легиона? Добро пожаловать в Сорбонну. Так что, став к концу школы владелицей звёздного папы, Наталья взалкала Москвы. Мама немного поплакала для проформы. Честно говоря, было не особо до этого, потому что недавно она родила вторую дочь своему Степану Муратовичу. Папа решение первой дочери одобрил и написал письмо своему старому другу и однокашнику – декану одного из факультетов ветеринарного института. У него Наталья Ниязова по приезде в Москву и остановилась. Недельку побродила по столице, раскрыв рот, потому что раньше дальше Киева не заезжала. И хотя столица Украины была хороша, но Москва… Москва глубоко провинциальной Наташке показалась чудом света. Широченные проспекты, высоченные здания из величественного аристократического мрамора и строгого элегантного гранита. Великолепие просторных станций метрополитена поразило до самых её глубоких, неизжитых, генетических татарских корней. И она решила этот город завоевать. Захватить. Покорить. И взымать положенную ей, Наталье Ниязовой, дань с законных владельцев этих красных кирпичных стен, рубиновых звёзд, золотых куполов, гулких переходов и внезапно тихих бульваров и переулков. Вряд ли хоть кто-нибудь, видевший в середине семидесятых прошлого века крупную, высокую, простенько одетую девушку, стремительно вышагивающую по улицам ещё не знакомого ей города, мог заподозрить её в столь честолюбивых, если не сказать милитаристских намерениях.
В Москве народные артисты запросто заходят в гастроном за колбасой.
Вечером на Калининском проспекте можно увидеть кумира молодёжи, вальяжно прогуливающегося с сигаретой «Мальборо» в зубах.
А у памятника Маяковскому…
А напротив Большого…
А на Чистых Прудах…
А на Таганке…
«Чтоб запрячь тебя, я утром направляа-а-аюся-а-а от Сокольников до Парка на метро…»
«Ну что сказать вам, москвичи, на прощанье?..»
Никаких прощаний!!!
Но как?
Для начала Наталья Ниязова отменила поступление в ветеринарный институт. Свиньи, лошади и прочий сельскохозяйственный скот, представленный на ВДНХ, прекрасен. Но это всего лишь выставка. Достигается же всё это немыслимым трудом там, в самом что ни на есть сельском хозяйстве, далёким от всего этого, как и прежде от декабристов, тем самым пресловутым народом. В колхозах, совхозах, где и работают чаще всего ветеринарные врачи. Именно там, среди народа и скота, её, Наталью Ниязову (покорительницу Москвы), и видел отец. Собачек и кошечек он ей не простит, увы. Нужна была идея помощнее.
И Наталья её выходила ногами по булыжникам Красной площади.
Что может быть благороднее и самоотверженнее лечения хрюкающих, мычащих, ржущих и прочих бессловесных тварей? Только лечение тварей говорящих.
На следующий вечер Наталья позвонила домой.
– Папа, я сдала документы в институт! – выдохнула она в эбонитовую трубку дорогого телефонного аппарата, стоявшего в роскошной квартире столичного приятеля отца.
– И какой в этом году конкурс на ветеринарную медицину? – спросил заслуживший в битвах с поросячьими недугами Звезду Героя Айболит.
– Я, папа, не на ветеринарную. И не в сельхоз, – Наталья набрала в лёгкие побольше воздуха и даже зажмурилась, потому что добрый, хороший и любимый папа изредка становился отвратительно гневливым. – На лечебный факультет медицинского института! – выпалила она.
Отец некоторое время помолчал в трубку и уточнил:
– Твёрдо решила?
– Да! – Наталья выдохнула.
– Ладно. Поможем.
И помог.
Наталья стала полноправной студенткой, получила место в общежитии и вгрызлась в учение. Она и в школе неплохо занималась, но тут она решила заниматься не просто отлично, а быть лучше всех. Пока соседки весело проводили время, Наташка зубрила. В постижении азов медицинского ремесла особо творческие таланты ни к чему. Требуется лишь упорство. И его Наташке было не занимать. Даже самый зловредный из председателей государственной экзаменационной комиссии по нормальной анатомии человека не мог ни к чему придраться. Мало того – у него отвисла челюсть после того, как Наталья без запинки ответила на вопрос билета об анатомии нервной системы на латыни. ВСЁ ответила на латыни. Начиная с приветствия. На гистологии он же чуть не рыдал от счастья, потому что так гисту не знал никто, включая его самого. Он не помнил таких студентов, для которых бы не было тайн клеточного строения организма – от сетчатки и среднего уха и до прямой кишки. Во всяком случае, изученных и описанных тайн. И не потому, что пребывал в старческом маразме – память у него была преотличная, а потому, что не было на его могучей памяти таких студентов. Тем более – женского пола. Все стёклышки Наталья Ниязова знала наизусть. Альбом её по предмету хоть сейчас можно было отправлять в музей как образцово-показательный памятник прилежного ученичества. Нормальная физиология была изучена ею не просто по учебникам, методичкам и лекциям, а с привлечением устрашающе ненормального для молодой девушки количества литературы. Наталья практически жила в анатомке и библиотеке, в общагу приходя исключительно переночевать. Стала старостой студенческого научного общества и впряглась в эту формальную, в общем и целом, работу с первозданным пылом. Приняла активное участие в научно-исследовательской работе на одной из кафедр А&Г, где и познакомилась с доцентом Алексеем Николаевичем Безымянным.