Каин: Антигерой или герой нашего времени?
Шрифт:
— Чего тебе, Захарьев?
— Хочу доложить его высокоблагородию, что преступника, который бежал через нужник из тюрьмы, пока обнаружить не удалось.
— Худо твое дело, Захарьев… Ты вот что, милейший, — Мефодий обмакнул перо в оловянную чернильницу и строго добавил.
— Господин полковник пока весьма занят. Продолжай ловить вора.
— Слушаюсь, Мефодий Петрович.
Драгун, так и не посмотрев Каина, вышел из канцелярии, а с души Ивана, будто каменная глыба свалилась. Затем ему подумалось:
«Подьячий предумышленно драгуна выпроводил.
— За неотложность золотые рублевики к кафтану с подходом, — шепнул Иван.
Крючкотворец и виду не подал, что слышал слова Ивана, но, завершив допрос, пошел с бумагами (как это требовало предписание) в кабинет к Редькину. Вновь настали для Каина напряженные минуты. Как еще все обернется?
Подьячий вернулся с добродушным лицом.
— Осталась совершенная малость, господин Осипов. Мне приказано идти на ярмарку и сыскать там московских купцов, кои удостоверили бы вашу личность.
— Да сколько угодно, милостивый государь. Хоть на Гостиный двор.
— Можно и на Гостиный, господин Осипов.
На счастье Ивана купец Евлампий Кулешев оказался на месте. Пил горькую с каким-то сибирским промысловиком. Увидев Ивана с подьячим, оживился:
— Прошу к столу, господа честные!.. Но почему в солдатском плаще мой любезный друг?
— Мы по важному делу, — значимо произнес подьячий.
— Понимаем, Мефодий Петрович. Дел у Сыскной канцелярии видимо-невидимо, но добрая чарочка никогда не повредит.
Подьячих знала вся ярмарка и в основном с худой стороны, ибо те не столько занимались розыском лихих людей, сколько заботились о своем кошельке.
— Сего человека знаешь? — кивнул на Ивана подьячий.
— Да как не знать, Мефодий Петрович? — округлил крупные табачные глаза Кулешов? — Московский купец Иван Осипов. Друг мой любезный. Да его многие московские торговые люди знают. Где они в сию пору?
— Кто — торгует, а кое-кто может совсем недалече, в питейный погреб заглянул… Коль хочешь полностью удостовериться, Мефодий Петрович, дозволь мне моих московских друзей отыскать, да и кое-что принести, коль я остался гол, как сокол. Я — недолго.
— Дозволяю, — милостиво согласился подьячий. — А мы тут с твоим другом пока потолкуем.
Не прошло и получаса, как вся братва оказалась в комнате Кулешова. Теперь уже Иван предстал в купеческом облачении, да и вся ватага была в сюртуках и жилетах.
— Как же так, Мефодий Петрович, нашему доброму знакомцу, купцу московскому, проверку устраивать? Без вины виноватому? Негоже-с, — покачивая головой, высказал Кувай.
— Прошу прощения, господа. И на старуху бывает проруха.
— Ну, а я что Мефодию Петровичу сказывал? Ивана Осипова, почитай, половина московского купечества знает. К столу, все к столу!
— Мефодий Петрович, надеюсь, торопиться не станет, — подмигнул подьячему Иван, положив свернутый плащ
Мефодия и уговаривать не надо. Чарочка, и впрямь не помешает, но главное ждало подьячего впереди.
Надежды оправдали его ожидания. Получил он от Ивана не только кафтан с камзолом, но и десять рублевиков. Мефодий за сию сумму не только совесть, но и со всеми бы потрохами свою душу охотно мог продать.
— Это по-нашему! — воскликнул Евлампий. — Купцы добро помнят. Ты уж постарайся, Мефодий Петрович, выдать моему другу новый паспорт без волокиты.
— Приложу все усилия, господа.
Мефодий расстарался. Вновь придя с Иваном в канцелярию, он написал обстоятельный письменный рапорт полковнику Редькину, а на словах «уверял по чистой подьяческой совести [79] , что Каин действительно московский купец, многие купцы его знают и ручаются, что он человек честный».
79
«По мнению честных людей, у полудюжины самых лучших подьячих не более пяти золотников имеется хорошей совести». (М. Комаров)
Выслушав подьячего, Редькин приказал освободить Ивана Осипова и выдать ему, вместо украденного в бане, паспорт.
Каин поблагодарил Редькина с небывалой сердечностью и заявил, что отпишет о прилежании господина полковника самому московскому генерал-губернатору, и что теперь он намерен ехать с товарами в разные города.
«По прилежному старанию криводушного подьячего Ивану был выдан пачпорт на два года за канцелярскою печатью и за рукою самого полковника».
Получив паспорт и закупив два тарантаса, ватага Каина поехала к Нижнему Новгороду, но пойти на дело там не довелось.
В первый же день, остановившись на горе Соколке, Иван приказал своей братве оставаться на месте, а сам решил глянуть на торговые ряды, и только подошел к торгу, как сразу же наткнулся на солдат сыскной команды, которые тотчас окружили его и беспардонно заявили, что он беглый человек, а посему будет отведен в караульное помещение.
— Очумели, служивые. У меня паспорт, выданный самим полковником Редькиным. Надеюсь, слышали такого?
— У Макария — Редькин, а у нас Тыквин. Разберемся. А ну двигай!
Шагая по зеленой, утопающей в садах улице, Иван заприметил подле одного забора кадку с водой. Больше не раздумывая, он выскользнул от солдат, вскочил на край кадки и ловко перебросился через забор. Пока ошарашенные сыскные люди перебирались в сад, Иван был уже на соседней улице, а вскоре и на горе Соколке, где безмятежно отдыхали в тарантасах его товарищи.
— Быстро сматываемся, братцы! Здесь сыскные всюду рыскают. Попытаем счастья в Ярославле.
— А найдем? — спросил Кувай.
— На ярмарке мне удалось поговорить с ярославскими купцами. Многое поведали. Там такое твориться, что волосы дыбом. Самое место ватаге разгуляться.