Каин Л. Избранное, расширяемое издание
Шрифт:
(На днях я приехал туда, в надежде, что квартира еще свободна. И дверь не заперта, как бывало всегда ранее. Я приехал в надежде; и увидел огромные дома из стекла и бетона. И асфальт между ними. Нет уже дома, и двери, и Януша нет за ней.)
Я однажды спросил его. Я спросил — Януш, почему ты рисуешь куклу с двумя лицами? Почему, Януш? Он ответил, что когда-то прочитал книгу Кена Кизи. В книге Кена Кизи упоминалась автобиография Вуда. Автобиография Роберта Вуда, где тот рассказывал об опиумном видении. В конце видения Вуду явилась кукла цилиндрической формы
Януш лукавил. Он мог рисовать другое. Я был у него в гостях и видел в уборной картину. Полотно было закапано водой из бачка, краска слегка оплыла, но картина осталась картиной. Я видел: берег, океан и корабль в океане, недалеко от берега. Людей на берегу, отвернувшихся от океана. Людей на корабле, отвернувшихся от берега. И пробоину в борту корабля (который тонул).
Я взял картину и принес Янушу. Почему — спросил я — они не спасаются? Почему не спасаются люди с корабля?
А куда им деться? Спросил Януш. Им некуда деться — сказал Януш.
Но ведь берег рядом — удивился я. Почему они не плывут на берег?
А берега нет — сказал Януш. Нет берега для них, они не видят берега — так сказал Януш.
Я вернул картину обратно. Люди так и не посмотрели друг на друга. Люди так и не узнали о существовании друг друга.
Януш исчез однажды утром. Оставил записку на подоконнике — тезка все-таки пришел. Куда пришел тезка — не написал. Ни Януш, ни тезка. Наверное, к Янушу пришел тезка. Что за тезка — я не знаю. Может, Янус. Исчез Януш, исчез и никогда не нашли его тела. Исчез, и его признали мертвым через полгода.
И не осталось от Януша статей в газетах. Не осталось страшных картин Януша. Не осталось куклы с двумя лицами. От него осталась только память — и та у меня, и та весьма расплывчатая.
Память и одно полотно, которое он подарил мне. Там ты — так сказал мне Януш. Но ты не нарисован, ты смотришь глазами картины — сказал Януш. Ты — зритель, который смотрит туда — объяснил Януш.
Там был коридор. Коридор, сходящийся где-то далеко в острый тупик. А близко-близко, на расстоянии вытянутой руки — кукла-волчок с двумя лицами. Слегка наклонившись на бок, она вращалась, и уже собиралась повернуть ко мне одно из своих лиц. Одно из идеальных лиц, полностью лишенных эмоций.
Януш мне не сказал, но я знаю. Он мне не сказал, но я знаю, что там, в картине, у меня за спиной стена.
Горящая хижина
Однажды Петя совершил предательство.
Поступок сам по себе плохой, да ещё к тому же матушка человеческая природа не обделила Петю совестью, и он начал отчаянно себя бичевать. Так как человеком он был не очень сильным, исправлять ошибки не получалось никогда. И Петя, как и полагается слабаку, по-черному пил. Японец на его месте уже много раз выпустил бы себе кишки.
Так вот, совершил Петя предательство. Две недели беспросыпного пьянства не помогли. Каждый день, немного приходя в себя от синьки, Петя всё вспоминал, и ему отчаянно хотелось пойти на чердак, взять дедово охотничье ружье и высадить мозги из пылающей болью головы. Но Петя не делал этого. Вместо чердака, он лез в погреб, где добывал очередную бутылку поганого пойла и глушил его из горла. Пол-литра — и мир снова пропадал, как будто и не было никакого мира.
Но две недели прошли без результата, самогон заканчивался, а Петя чувствовал себя всё более и более дрянным подонком. И вот однажды днем, проснувшись с очередного похмелья, он спустился за пойлом и обнаружил, что осталась одна бутылка. Хватило оной всего на пару часов. Петя, допив остатки жидкости, впал в ярость.
Выйдя из дома, он оживил свою «копейку» и рванул по колее в сторону шоссе. Машина отчаянно визжала, скрипела, как будто умоляла ехать поаккуратнее. Пете было наплевать. Добравшись до шоссе, он разогнался так, как в принципе получалось. Деревья у дороги проносились мимо, пролетел человек с ужасом на лице, промчался знак крутого поворота, который Петя не заметил. И не вписался.
Машина вылетела с полотна, как легкий атлет. Сделав небольшое сальто в полёте, она вписалась в какой-то неимоверно огромный каменный столб. Петя умер сразу.
А где-то далеко, в маленькой горящей хижине вздрогнула женщина и сразу проснулась. Согнав пламя с одеяла, она встала, поправила локоны на каменных висках и подошла к окну, тихонько напевая грустную колыбельную.
— Что такое, мама? — спросил из угла детский голос. Женщина посмотрела на ребенка, который сел на кровати в углу комнаты. Его огромные хрустальные глаза отражали огонь, которым была охвачена комната. Едва заметная асбестовая сыпь покрыла сонное каменное лицо.
— Все в порядке, дорогой, — ответила женщина и снова посмотрела в окно. Там покраснело небо, и медленно падало; от неба отваливались куски, и врезались в землю, уничтожая сразу целые города. — Ничего страшного, спи. Просто кто-то сломал ногу атланту.
Статьи
Спорить-не спорить
Поел гороха из стручков, и вспомнил, что когда мне было лет шесть-семь (ещё до школы), я делал из стручков свистульки. Тогда было правильно спорить, претендуя на знание «как» — даже не зная броду. Вот и я уверял дворовых пацанов в том, что знаю, как правильно делать эти самые свистульки. У меня была откуда-то взявшаяся идея, что от стручка надо отломить треть. Свистульки мои не свистели (как и изготовленные по другим «технологиям», впрочем), но я продолжал настаивать на своей правоте.
А потом я пошёл в школу, и перестал спорить. Не знаю, почему.
Классе во втором неожиданно на школу, в которой я учился, нахлынула волна идей «как делать харакири». Одни утверждали, что надо резать вниз и влево, буквой «Г» (или «L», если угодно), другие — что по прямой слева-направо (правой рукой, понятно). Были ещё третьи, четвёртые и восемьсот двенадцатые. У меня мнения не было, и я помалкивал. А споры на «животрепещущую» тему доводили до драк, и забавно было за ними наблюдать, такой бесплатный цирк.