Как Бог съел что-то не то
Шрифт:
Считая школьную тему закрытой, дама перешла к вопросам, связанным с секретарскими курсами. Значит, Анна хочет попробовать? Сколько времени на это понадобится? И какую работу она рассчитывает получить, окончив эти курсы? Анну так подкупила сокрушительная оценка школы мисс Меткаф, что она отвечала подробно и стеснялась гораздо меньше обычного, и через довольно короткое время дама сказала:
– Ну что же, это весьма удовлетворительно.
На мгновение Анна подумала, что все уже позади, но тут дама повернулась к маме:
– Простите, но к нам за помощью обращается очень много людей. Поэтому я обязана задать вам несколько вопросов. Как давно вы живете в стране?
– С 1935 года, – ответила мама. – Но из Германии мы уехали в марте 1933-го…
Анна столько раз слышала эти объяснения, что знала их наизусть: шесть месяцев в Швейцарии… два года во Франции… Великая депрессия… сценарий фильма… полученные средства позволили им приехать в Англию… нет, фильм так и не был снят… это не связано с тем, что папа не говорит по-английски, потому что сценарий перевели… но сейчас, конечно, писатель без языка…
Возникла некоторая напряженность.
– Простите, – снова сказала дама, – я понимаю, что ваш муж – выдающийся человек. Но сейчас, пока вы находитесь в такой трудной ситуации, не мог бы он найти для себя какое-нибудь более приземленное занятие? Хотя бы на некоторое время?
Папа, подумала Анна, никогда не мог забить гвоздь, чтобы тот не согнулся, не умел сварить себе яйцо. Он ничего не умел, кроме того, чтобы складывать слова. Но это у него получалось прекрасно…
– Мой муж, – ответила мама, – не отличается особой практичностью. И потом, он намного старше меня, – и она покраснела.
– О! Конечно, конечно, – быстро заговорила дама. – Приношу свои извинения.
Забавно, подумала Анна, даму гораздо больше впечатлило упоминание о папином возрасте (а ведь при встрече с папой на его возраст никто никогда не обращает внимания!), чем признание в папиной непрактичности, которая сразу бросается в глаза. Однажды, когда они еще жили в Париже, папа потратил почти все деньги на швейную машинку, а та оказалась сломанной. Анна помнила, как они вместе с папой ходили к торговцу подержанными вещами, чтобы эту машинку вернуть. В Париже у них тоже было трудно с деньгами, но почему-то тогда ее это не сильно беспокоило. В Париже она не чувствовала себя беженкой.
Мама рассказывала даме о своей работе:
– Некоторое время я работала секретарем у леди Паркер. Может быть, вы о ней слышали. Но потом у нее умер муж, и она переехала жить в деревню. А я сейчас помогаю разбирать бумаги, связанные с его наследством.
Дама смутилась:
– И… э-э-э… сколько?..
Мама сказала, сколько ей за это платят:
– Видите ли, у меня нет должной квалификации. В детстве я обучалась музыке… Но благодаря моей работе мы способны оплачивать счета в гостинице «Континенталь».
Возможно, в Париже они чувствовали себя по-другому, подумала Анна, потому что мама тогда не работала и они жили в квартире, а не в гостинице. А может быть, Англия просто ей не подходит. Здесь она почти никого не знает, за исключением тех, с кем познакомилась в школе мисс Меткаф. И действительно, после того как они перебрались в Англию, многое пошло не так. Например, она неожиданно поправилась, причем в каких-то неожиданных местах, и теперь вся одежда сидела на ней отвратительно. Мама ее убеждала, что это «щенячий жирок» и он скоро сойдет. Через какое-то время «жирка» действительно поубавилось. Но Анна по-прежнему была склонна винить в своих неприятностях Англию.
В конце концов, до приезда сюда толстой ее никто не считал.
Другие девочки в интернате тоже были пухленькими. Анна помнит их жирные розовые ляжки в школьной раздевалке, помнит, как по замерзшей траве футбольного поля шумно двигались тяжеловесные фигуры. Но девочки почему-то совсем не стеснялись. Стеснительность, пожалуй, была одной из главных проблем Анны в Англии. Стесняться она стала неожиданно – вскоре после того, как у нее появился «щенячий жирок». А до этого Анна всегда легко общалась с людьми. Теперь же новоприобретенное качество порой вводило Анну в ступор. И когда английские девочки подсмеивались над ее неуклюжей игрой в лакросс или ее смешным акцентом, она чувствовала себя совершенно беспомощной. С американками Джуди и Джинни у Анны таких проблем не было.
– Хорошо, Анна, – обратилась к ней седовласая дама, как будто услышав ее мысли, – я надеюсь, на курсах тебе понравится больше, чем у мисс Меткаф.
Анна спустилась с небес на землю. Что бы все это значило?
– Завтра я переговорю об этом в комитете, – продолжила дама. – Но уверена, что трудностей не возникнет.
Анна забормотала слова благодарности, но та ее прервала:
– Не стоит! Я думаю, это будет правильное вложение денег.
Когда Анна и мама вернулись в гостиницу, вышло солнышко и потеплело.
– Как ты думаешь, сколько я смогу зарабатывать? – спросила Анна у мамы.
– Не знаю. Но думаю, с тремя языками – не менее трех фунтов стерлингов.
– В неделю?! – Анна не поверила своим ушам. Сумма казалась огромной.
Папа поздравил Анну, правда, не без грусти:
– Должен признаться, я никогда не видел тебя секретаршей.
Анна поспешно отмахнулась от мысли, что она тоже не могла себе этого представить.
– Папа, – воскликнула Анна, – меня считают перспективной!
– С этим сложно не согласиться, – сказал папа.
Он был одет в свой лучший костюм для выходов, точнее – в тот, который, по его мнению, в данный момент казался наименее заношенным.
– Встреча в Международном ПЕН-клубе [5] , – объяснил он. – Не хочешь пойти? Торжественная часть не очень затянется. Зато потом будет чай.
– Я бы пошла, – ответила Анна.
На самом деле идти в писательский клуб Анне не очень хотелось. Но сейчас, когда ее будущее определилось, она чувствовала внутреннее беспокойство. Анна быстро шла вместе с папой к автобусной остановке, стараясь не думать, что скоро ей придется посвящать свои дни не рисованию, а скорописи [6] .
5
Основанная в 1921 году в Лондоне единственная неправительственная организация, объединяющая профессиональных литераторов из более чем 120 стран.
6
Один из методов ускоренной записи текста путем упрощения правописания.