Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными
Шрифт:
ИЛЛЮСТРАЦИЯ 6. Ранний взрыв производительности
ИСТОЧНИК: Carlota Perez. Technological Revolutions and Financial Capital. The Dynamics of Bubbles and Golden Ages, Cheltenham, 2002; расчеты сделаны no David Jenkins. The Textile Industries, vol. 8 of The Industrial Revolution, Oxford, 1994.
Влияние смены парадигмы на зарплаты можно проиллюстрировать примером того, как Норвегия переходила от парусного судоходства к пароходному. Вот что сообщает статистический ежегодник Норвегии за 1900 год о зарплатах работников в 1895 году:
старший помощник на парусном судне —69 крон в месяц;
старший помощник на пароходе — 91 крона в месяц;
инженер на пароходе —142 кроны в месяц.
Хотя управлять парусным судном труднее, чем пароходом, зарплата
Стремительный рост производительности в какой-либо отрасли промышленности действует как катапульта, резко поднимая уровень жизни. Однако поднять уровень жизни людй можно, если повысить им зарплаты либо понизить цены. Схему, при которой цены понижаются, а люди богатеют, я называю классической моделью, потому что неоклассические экономисты предполагают, что богатство — это единственное следствие понижения цен, однако в реальности все сложнее [131] . Альтернативную модель можно назвать моделью сговора, потому что в ней плоды технологического развития делятся между: а) предпринимателями и инвесторами, б) работниками, в) остальным местным рынком труда и г) государством в форме большей налогооблагаемой основы. Рассмотрим все пункты внимательно.
131
Более подробную дискуссию о том, как технический прогресс влияет на экономику страны, см.: Reinert Erik. Catching-up From Way Behind — A Third World Perspective on First World History // The Dynamics of Technology, Trade, and Growth / Jan Fagerberg, Bart Verspagen, Nick von Tunzelmann (eds). Aldershot, 1994. P. 168–197.
1. Поскольку именно желание заработать побуждает инвесторов делать вложения, которые в итоге приводят к увеличению производительности, нам придется предположить, что в результате успешных инвестиций часть увеличенного производства пойдет на оплату труда инвесторов. То, что первые успешные предприниматели получают большую прибыль, которая потом становится меньше, потому что их начинают эмулировать другие предприниматели, объяснять не надо.
2. Как мы убедились на примере перехода от паруса к паровому двигателю, часть увеличения производства пойдет на повышение зарплаты людей, занятых в отрасли. Это может произойти потому, что потребуется стимулировать новые, редкие умения, или благодаря усилиям профсоюзов. Иногда (как это произошло с Генри Фордом, который в 1914 году удвоил зарплаты своим рабочим) просвещенный предприниматель понимает, что его собственные рабочие нужны ему в качестве покупателей, так что в его интересах поднять им зарплату. Конечно, только в исключительных обстоятельствах (таких как взрыв производительности) промышленная фирма может удвоить работникам зарплаты и при этом не разориться.
3. Как заметил еще король Англии Генрих VII, новая технология распространяется по всему местному (и национальному) рынку труда благодаря большей покупательной способности, создающейся в отраслях, в которых происходит технологический прогресс, а также тому, что зарплаты на одном рынке труда не могут слишком сильно различаться. Повышение зарплат в секторе, где происходит взрыв производительности, автоматически приводит к повышению всех зарплат. Парикмахеры имеют ту же производительность, что и во времена Аристотеля, однако в индустриальных странах их зарплаты растут одновременно с зарплатами работников, занятых в промышленности. Парикмахеры в странах, где взрывов нет, остаются такими же бедными, как их сограждане. Симфонический оркестр сегодня играет «Вальс-минутку» так же, как и во времена Шопена, однако зарплаты музыкантов с тех пор многократно выросли. Условия обмена парикмахерского и исполнительского искусств на промышленные товары сильно улучшились: за ту же стрижку или тот же «Вальс-минутку» парикмахер или музыкант в богатых странах сегодня может приобрести гораздо больше промышленных товаров, чем 200 лет назад. В то же время парикмахеры и музыканты в бедных странах, даже ничем не уступая парикмахерам и музыкантам из богатых стран, остаются бедными. Так происходит со всеми профессиями, особенно в секторе услуг: в бедных странах люди работают не хуже, чем в богатых, а зарплаты получают гораздо меньшие. То, что мы называем экономическим развитием,
4. В мультфильме про Робин Гуда шериф Ноттингема, чтобы получить с бедных крестьян больше налогов, применяет такую стратегию: подвешивает их за ноги и буквально вытрясает из их карманов последние пенни. Однако европейские министры финансов быстро обнаружили, что есть куда более эффективный способ повысить налоговые отчисления, а именно увеличить основу для налогообложения. Для этого необходимо задействовать обрабатывающую промышленность. Работая на станках, люди многократно увеличивали производительность и могли платить гораздо больше налогов, чем люди, работающие в поле. Кроме того, министрам финансов оказалось выгодно эмулировать производственные структуры богатых стран, т. е. вслед за ними принять индустриализм. Обеспечив стабильный рост налогооблагаемого основания, можно развивать сеть социального обеспечения, инфраструктуру и здравоохранение.
Перечисленные факторы способствуют созданию модели сговора. Они объясняют, почему зарплаты в промышленных странах, где часто происходят взрывы продуктивности, стабильно растут, в отличие от зарплат в бедных странах (колониях). Хотя колонии и считаются себя независимыми странами, мировые финансовые организации запрещают им использовать стратегию эмуляции богатых стран, точно так же как когда они были колониями. После маленьких городов-государств без сельского хозяйства, но «естественно» богатых — Венеции, Голландии — ни одной стране не удалось развить собственный сектор обрабатывающей промышленности без того, чтобы его пришлось долго строить, поддерживать и/или защищать. «Невидимая рука» Адама Смита упоминается в работе «Богатство народов» всего один раз: сразу после того как он хвалит Англию за высокие тарифы навигационных актов, а затем указывает, что после введения этой успешной защитной политики «невидимая рука» заставила английских потребителей покупать английские промышленные товары. Она и в самом деле пришла на смену высоким тарифам, когда спустя долгое время обрабатывающая промышленность Англии стала конкурентоспособной на международном уровне. Если так понимать написанное Адамом Смитом, то можно утверждать, что он недопонятый меркантилист. Смит считал крайне важным выбор времени для введения свободной торговли. Стоит напомнить, что Генриха VII и Адама Смита разделяли 300 лет интенсивной тарифной защиты.
Колониализм — это прежде всего экономическая система, разновидность тесной экономической интеграции между странами. Не так уж важно, под каким политическим соусом происходит эта интеграция — в условиях номинальной независимости страны, свободной торговли или как-то иначе. Важно то, в каком направлении идет поток определенных товаров. Вернемся к классификации, которую мы обсуждали чуть выше. Колонии — это страны, которые специализируются на невыгодной торговли на экспорте сырьевых товаров и импорте высокотехнологичных продуктов, будь то промышленные товары или услуги наукоемкого сектора. Дойдя до главы, которая расскажет, почему страны, производящие только сырье, не могут разбогатеть, мы убедимся, что в сельском хозяйстве также есть продукты, типичные для богатых стран (производство которых поддается механизации), и продукты, типичные для колоний (производство которых механизировать нельзя).
В богатых странах уровень зарплат в промышленности и в сельском хозяйстве различается. Во времена Маркса и ранних социалистов большая часть населения Европы занималась сельским хозяйством, однако в их книгах почти ничего не говорится о крестьянах. Самыми бедными людьми того времени были именно промышленные рабочие. Бедность в городе зачастую выглядит ужасней, чем в деревне. Однако по мере того как рабочие при растущей политической поддержке добивались повышения зарплат и выигрывали от роста производительности в промышленности, крестьяне отставали от них в экономическом плане. Промышленность, а с ней и промышленные рабочие защищены рыночной властью, они могли удерживать цены на высоком уровне и избегать совершенной конкуренции. Индустриализм достиг баланса уравновешивающих друг друга сил Джона Кеннета Гэлбрейта, системы, в которой основа богатства — это крайне несовершенная конкуренция на рынке труда и на рынке товаров. Индустриализм был системой, основанной на тройном соискании ренты: со стороны капиталистов, рабочих и государства. Совершенная конкуренция, о которой пишут в учебниках по экономике, существовала только в странах третьего мира.
К 1900 году система социального обеспечения в Европе и тройная сбалансированная власть промышленности заметно улучшили жизнь промышленных рабочих. Постепенно общество пришло к пониманию того, что не только промышленные рабочие могут страдать от эксплуатации: крестьян точно так же эксплуатирует город. Доход крестьян надо защищать от конкурентов — крестьян из бедных стран или из стран с лучшим климатом. Однако защита сельскохозяйственного производства была введена из иных соображений, чем когда-то промышленного. Тарифы на промышленные товары были частью агрессивной стратегии по созданию выгодной торговли, направлены на эмуляцию ведущих стран, на то, чтобы каждая страна занималась деятельностью, в которой бывают взрывы производительности, будь то изготовление ткани, рельсов или автомобилей. Введение тарифов на сельскохозяйственные товары было, наоборот, частью оборонительной стратегии с целью защитить крестьян индустриальных стран от таких же бедных крестьян из аграрных стран.