Как читать книги
Шрифт:
– Но как же правила?
– Мы ведь о кошке говорим? – вопросила Харриет. – Симпатичная молодая женщина предлагает ей дом.
– Ой, ну а то! – На этот счет возражений у Бейкера не было. – Но правила существуют для того, чтобы питомцы попадали к ответственным хозяевам.
– Я ответственная, – пролепетала Вайолет и в отчаянии посмотрела на Харриет.
– Очень ответственная, – подтвердила Харриет. – Это моя бывшая студентка.
– Ничего личного, правда. Но правила существуют для всех. – Заговорщический тон Бейкера стал для Харриет уже привычным, как и манера подаваться вперед со своей Верхотуры всем туловищем. – Вы же в курсе, что есть банды психопатов, которые промышляют поиском кошек и собак для чудовищных экспериментов.
Вайолет
– Я ни о чем таком не слышала.
– Не слышала, потому что это полная чушь! – объявила Харриет и придвинула к себе планшет. – Итак, что там в вашей страшной анкете?
Выражение лица Вайолет изменилось, словно она вдруг оценила юмор ситуации, и Харриет поймала эту искру взаимопонимания – они снова вместе и снова плюют на установки властей.
– Требуется, чтобы вы шесть месяцев проживали по одному адресу. – Выкрашенный черным лаком ноготь постучал по нужной строчке.
– Да святые небеса! – возмутилась Харриет. – Она же сюда только что переехала!
– Не надо, Буки, – пробормотала Вайолет. – Я могу и подождать.
Она снова выглядела потерянной и беспомощной. Вайолет сглотнула, быстро и едва заметно, совсем как маленькая ящерка. Кошка у нее на руках пошевелилась.
Харриет захлестнул шквал чувств, затопили симпатия и желание помочь этой девушке, которая так долго ждала. Кошка тоже ждала. Харриет смотрела на Вайолет с кошкой, олицетворявших терпеливое смирение, и у нее почти закружилась голова от переполнявшего ее чувства, так похожего на материнскую любовь. Она осознала, что ее ладонь так и лежит на плече Вайолет. К Богу Харриет относилась скептически, но сейчас не могла отделаться от нелепой, но назойливой мысли, что Вайолет ей ниспослали откуда-то свыше.
К стойке подошла Марни, управляющая магазина, всегда разумная, уверенная и энергичная.
– Если бы можно было получить непробиваемую рекомендацию, – улыбнулась она, глядя на Харриет, – скажем, от нашего самого верного покупателя.
– Я с радостью дам рекомендацию! – Харриет наконец отпустила плечо Вайолет и полезла в сумку за ручкой.
Опять послышалось невнятное мычание, а потом металлический стук. Харриет подняла голову и увидела Фрэнка Дейгла с его стеклом, стоявшего на верхней ступеньке стремянки. Застыв, Фрэнк таращился на Вайолет, рот у него был приоткрыт, лицо как-то странно перекошено, а тело опасно подалось вперед. И вот снова тот же звук, который она скорее уловила, чем услышала, – страдальческое мычание, словно откуда-то из-под земли пыталось вырваться что-то неясное и очень опасное. И это было вовсе не помехой в аудиосистеме, не стуком упавшей с переполненной полки книги, не хныканьем ребенка в детском отделе.
Это был звук крушения человека.
Человека, застывшего с куском цветного стекла, отбрасывавшего на потолок призму света. Человека, в горле которого застрял крик. Человека, окаменевшего с вытаращенными глазами, устремленными на Вайолет, которая, подняв голову, тоже окаменела.
Фрэнк Дейгл, разнорабочий, зависший между «до» и «после», в суть которых Харриет вникать не желала. Он сразу показался ей человеком опасным – когда он поднял свое синее стекло и уставился на нее сквозь него.
И тут он вдруг пошевелился.
Он что, собирается броситься на Вайолет? Всегда сонная кошка так и решила. Она дернулась и вырвалась из рук Вайолет, а человек на стремянке, все так же глядя на девушку, начал медленно спускаться, перекладина за перекладиной, из горла у него по-прежнему рвалось это сиплое мычание, будто он силился произнести какое-то слово, но оно ему все не давалось – нннн… «Нет»? Он пытается сказать «нет»? И тут он выронил свою ношу.
– Боже! – вскрикнула Марни, когда, как при замедленной съемке, все повалилось, как домино: серебристый дождь тренькающих гвоздей, молоток, книги, задетые повалившейся стремянкой, и, наконец, сам человек – хрипло дыша, цепляясь ногами за перекладины и вцепившись в кусок синего стекла.
Время застыло
Глава 9
Люди хотят знать о том, как в тюрьме обстоят дела с сексом, в основном потому, что пересмотрели фильмов. Действительно, за решеткой можно свихнуться. Тебе одиноко, тебе страшно. Человеческое прикосновение, оно реально, и оно нужно людям, иначе они умрут или захотят умереть. Иногда мы обнимались – вообще-то это запрещается, но многим девчонкам было все равно. Надзиратели не придавали этому значения, если только речь не шла о прямо явных сексуальных объятиях, и тогда этот бардак сразу прикрывали. «Поворкуешь в уединении», – говорили они, и это было смешно, пока ты не вспоминал, что это за «уединение»: окна с решетками и железная дверь, опять же с решетчатым окошком. Койка с жутким матрасом. Простыни на ощупь напоминали однодневную щетину, воняли хвойным моющим средством, мешались в прачечной с бельем из мужской тюрьмы, и нам их привозили с противными, не отстирывающимися пятнами. Мы каждую неделю на Общем собрании просили: «Пожалуйста, отделите Мужское от Женского – полотенца, простыни и – о боже ты мой – мочалки, пожа-а-алуйста». Но они этого так и не сделали. «Неэффективное расходование времени». Тем, кто не считает мужчин безнадежными отвратительными свиньями, следует заглянуть в тюремную прачечную.
А завела я разговор о сексе в тюрьме – у меня самой секса там не было, ни с женщиной, ни с надзирателем, – из-за того, что произошло, когда я увидела в книжном Фрэнка Дейгла. Сначала меня охватила такая сильная дрожь, что я даже с места не могла сдвинуться, все вокруг завертелось, заискрилось, и я уже не помнила, где мой дом, – впрочем, квартиру на Грант-стрит, куда меня поселила Вики, и домом-то не назовешь, но я и номер его забыла, то ли пятьсот двадцать, то ли двести пятьдесят, и что будет, если я не найду здание, они все похожи как две капли воды, и вдруг рядом оказалась Буки, наша Книжная дама…
Книжная дама усадила меня на деревянную скамью и пристроилась рядом, ее мягкая рука снова лежала у меня на плече.
– Он ушел, Вайолет. Что это было, я не знаю, но все закончилось. Ну что ты, тише, тише.
Я не шучу. Ну что ты, тише, тише – ну просто добрая фея из детской сказки. А я – вот, пожалуйста, – реву, губы дрожат, грудь ходуном ходит. Сопли и слюни – все как положено. Буки гладит меня по спине, шепчет «тише, тише» и другие утешающие слова курицы-наседки и доброй феи, а я никак не могу с собой совладать, я человек-гейзер, «старые добрые рыдания» на милой скамейке у милого книжного в милом Портленде, штат Мэн. «Не уходите, – умоляю я, – пожалуйста, только не уходите».
И, о чудо, она не уходит. Так и сидит со мной, одетая в белоснежную блузку в горошек и слаксы – бежевые, выглаженные. А эти практичные бежевые туфли я помню еще по Книжному клубу. Я всегда считала, что это она для нас так специально одевается – как бабуля, которая в жизни не нарушала законов, но прощает тех, кто их преступил. Но, видимо, эти безликие вещи – обычная ее одежда, а в этом «тише, тише», в руке, ласково гладящей меня по плечу, ее суть.
У меня перед глазами стоит лицо мистера Дейгла, замершего наверху стремянки. Все, наверное, решили, что он злой человек, мстительный, сумасшедший или того хуже. Но я-то знаю, я-то видела. Я наблюдала за ним все дни, пока длился мой бесконечный суд – можно даже сказать, наш с ним суд, – я поняла, что вовсе он не злой, и не мстительный, и не сумасшедший, и не того хуже. В нем не было ненависти ко мне. Я точно это знаю.