Как футбол объясняет мир.Невероятная теория глобализации
Шрифт:
Мало того, «Барселона» не только опровергает доводы критиков футбола, но и отстаивает концепцию национализма. В конце XX века либералы - от философа Марты Нуссбаум до архитекторов Европейского союза - приписывали национализму все нынешние беды. Они называли его трайбализмом в современном обличье. По их мнению, стоит людям отказаться от национальной идентичности, они сумеют преодолеть отвратительный этноцентризм, вульгарный шовинизм и кровавые распри. Они предлагают заменить национализм космополитизмом, отвергнуть патриотизм, создать международные правительственные институты и подчиняться международным законам.
Это красивая, но абсолютно нереалистичная идея. И она не вписывается в концепцию либерализма, разработанную Джоном Стюартом Миллем
Более того, эта политическая концепция проводит грань между либеральным и нелиберальным национализмом. К примеру, сербские болельщики «Црвены звезды» практикуют нелиберальную разновидность национализма, не считаясь с интересами представителей других национальностей. Но национализм не обязательно должен принимать такие уродливые формы. Утверждать, будто сербы развязали войну в Хорватии и Боснии от чрезмерной любви к родине, - значит сильно недооценивать патологические изъяны сербской культуры. Кроме того, теоретически патриотизм и космополитизм должны идеально сочетаться друг с другом. Можно любить родину - и даже считать ее группой высшего порядка, - не стремясь при этом доминировать над другими группами или изолироваться от них. Клуб «Барселона» претворил эту теорию в практику, и за это я люблю его.
II
Все могло быть иначе. Клуб «Барселона» мог бы легко стать оплотом экстремизма и насилия. Но корни его космополитического национализма уходят слишком глубоко. Эти корни - часть национальной культуры и философии клуба. Он был основан в 1899 году швейцарским бизнесменом-протестантом Жоаном Гампером совместно с английскими эмигрантами. Таким образом, главный символ каталонского национализма обязан своим существованием иностранцам.
Открытость Каталонии объясняется очень просто. Будучи до XV века частью королевства Арагон, она распространила свое влияние далеко на восток - на Сицилию, Сардинию, Афины. В эпоху наивысшего расцвета Каталонии ее наиболее могущественными представителями были купцы и капиталисты. Барселона стала большим торговым городом, вовлеченным в круговорот глобальной экономики, и со временем превратилась в промышленного гиганта. К концу XIX века только США, Англия и Франция превосходили Каталонию по производству текстиля.
Однако развиваясь экономически, Каталония оставалась под политическим игом Мадрида, где власть принадлежала главным образом кастильским землевладельцам. Интересы центрального правительства и капиталистов Барселоны постоянно приходили в столкновение. Каталонских буржуазных националистов возмущало, что кастильцы, пользуясь своей властью, навязывают им «испанские» культуру и язык. Кроме того, мадридское правительство гораздо больше заботило развитие сельского хозяйства, нежели промышленности. Негодование каталонцев по этому поводу нашло воплощение в их стереотипных представлениях о кастильцах. Если Каталония представляла современность и прогресс, то Мадрид населяли некультурные мужланы.
По крайней мере, первое из этих утверждений было отнюдь не беспочвенным. Буржуазия Барселоны прославилась на весь мир своим покровительством таким выдающимся мастерам, как Доменек-и-Мунтанер, Миро и Гауди. Тесно связанная с мировой коммерцией, Барселона была открыта иностранному влиянию.
Жоан Гампер и футбол, также импортированные в Каталонию, стали неотъемлемой частью ее жизни. Гампер до такой степени был влюблен в Каталонию, что даже перевел свое настоящее имя - Ганс - на местный язык. Он хотел, чтобы клуб стал символом Каталонии и ее мечты об автономии. Под его руководством атрибутами «Барселоны» стали цвета национального флага и крест святого Жорди, покровителя Каталонии.
Заявления каталонцев о своем национальном превосходстве вызывали в Мадриде раздражение. Центральное правительство не раз пыталось поставить выскочек на место. В 1923 году генерал Мигель Примо де Ривера захватил при поддержке короля власть и установил диктатуру, ставшую прообразом режима Франко. Примо де Ривера запретил флаг Каталонии и изгнал каталонский язык из государственной сферы. В силу своей символической роли клуб «Барселона» неизбежно подвергся репрессиям. В 1925 году за то, что его болельщики запели перед матчем национальный гимн, диктатор закрыл стадион «Барселоны» на шесть месяцев и наложил штраф на его директоров. Правительство дало понять Гамперу, что ему следует покинуть Испанию, если он не хочет, чтобы с его семьей что-нибудь случилось. Гампер уехал. Спустя несколько лет, обанкротившись из-за мирового экономического кризиса 1929 года, он впал в глубокую депрессию и покончил жизнь самоубийством.
Примо де Ривера проводил ту же политику, что впоследствии Франко, но у него не было столь же эффективного государственного аппарата. Репрессии его правительства натолкнулись на ожесточенное противодействие, ив 1930 году он ушел в отставку. На смену диктатуре пришла демократическая республика, а затем, после гражданской войны, снова диктатура во главе с Франко. Однако между Франко и его предшественником имелось существенное различие. Примо де Ривера реагировал на «Барселону» с яростью, потому что
он был классическим каудильо, заурядным диктатором, готовым подавить любое несогласие с его политикой. Для Франко сражение с «Барселоной» приняло форму эпического единоборства. Во время гражданской войны Каталония дольше всех сопротивлялась его войскам. Хотя некоторые барселонцы приветствовали Франко с распростертыми объятиями, многие жители города соорудили баррикады и действовали с такой смекалкой, какой позавидовал бы и Че Гевара. Взятие города обошлось Франко дорогой ценой. Когда Барселона пала, по его приказу были расстреляны все попавшие в плен повстанцы, число которых не установлено до сих пор. Их похоронили на холме Монтжуик, где впоследствии был сооружен олимпийский стадион.
Но существовала и другая, не менее важная причина ненависти Франко к «Барселоне». Генералиссимус страстно любил футбол и болел за извечного соперника «Барселоны» - мадридский «Реал». Он мог по памяти назвать все составы «Реала» за несколько десятилетий, регулярно смотрел в своем дворце матчи с его участием и даже делал ставки на их результаты. (Не случайно государственное телевидение в еженедельном спортивном обозрении уделяло этой команде гораздо больше внимания, нежели любой другой.)
Франко преследовал «Барселону» всеми мыслимыми способами. Мануэль Васкес Монтальбан пишет: «Когда войска Франко вошли в город, четвертым в списке подлежащих запрету организаций - после коммунистов, анархистов и сепаратистов - значился футбольный клуб "Барселона"». В самом начале франкистского мятежа жандармы-фашисты схватили придерживавшегося левых убеждений президента «Барселоны» Жозепа Суниола, когда он ехал через холмы Гуадаррама посетить защищавшие Мадрид каталонские части, и казнили его. После взятия столицы Каталонии франкисты взорвали здание, в котором хранились трофеи «Барселоны». Уничтожив материальные атрибуты клуба, они решили лишить его идентичности. Новые власти требовали от клуба изменить название, чтобы оно звучало исключительно по-испански - «Club de Football de Barcelona» вместо «Football Club Barcelona», - и отказаться от цветов каталонского флага. И это было только начало. Франко назначил нового президента, чтобы держать под контролем идеологическую направленность клуба. Этот человек как нельзя лучше подходил для такой роли. Во время войны он был капитаном гражданской гвардии и служил в «Антимарксистском дивизионе». На всех, кто имел какое-либо отношение к «Барселоне», были заведены полицейские досье с целью выявления скрытых националистических настроений.