Как футбол объясняет мир.Невероятная теория глобализации
Шрифт:
В ответ на подобные нападки болельщики «Реала» говорят, что каталонцы любят изображать из себя жертв, чтобы урвать у центрального правительства - и Испанской футбольной федерации - незаслуженные блага. Почему Каталония должна получать от центрального правительства больше денег, чем любая другая испанская провинция?
В этом есть доля истины, хотя можно понять и каталонцев. Болельщики «Барселоны» ненавидят «Реал» за то, что их отцы и деды страдали от тирании Мадрида, гибли во время гражданской войны и не имели права говорить на родном языке. Но сегодня, в эпоху расцвета демократии, у них нет объективных причин для протестов. Им бы радоваться своему благосостоянию и культурному возрождению, но большинство каталонцев не склонны торжествовать.
«Барселона» проливает бальзам на эти душевные раны. Благодаря клубу каталонцы имеют возможность ощутить свою причастность к многовековой борьбе против Мадрида и кастильского централизма. Они воображают, будто, подобно своим предкам, стонут под гнетом надменных империалистов. «Каталонцы не хотят побед "Барселоны", - сказал мне журналист Жоан Поки, - если бы они хотели, то не наслаждались бы так ролью жертв».
Но даже в этой сложной ситуации есть своя светлая сторона. Сравним «Барселону» с «Селтиком» и «Рэинджерс». Болельщики этих шотландских команд относятся друг к другу как к враждебному племени с недостойной религией, которому не место в их городе. Удивительно, но при всей своей ненависти к «Реалу» болельщики «Барселоны» практически не испытывают враждебных чувств к его поклонникам. Случаи нападения каталонских футбольных хулиганов на оппонентов из Мадрида крайне редки. Дело в том, что они выступают не против определенной группы людей, а против идеи - идеи кастильского централизма. А идею не побьешь.
Поскольку объект ненависти болельщиков «Барселоны» носит абстрактный характер, они обращают свой гнев на самих себя столь же часто, как и на других. Во время своего визита я наблюдал, как весь город ополчился на голландского тренера клуба Луи ван Гааля. Местная пресса во всех подробностях освещала деятельность клуба. Две ежедневные спортивные газеты уделяют этой теме примерно 280 страниц каждую неделю. Несколько месяцев все это печатное пространство было посвящено нападкам на ван Гааля. Типичный сюжет: анализ пищевого рациона голландского тренера, сопровождаемый фотографиями, которые свидетельствуют об увеличении его живота. Если он сидел в тринадцатом ряду самолета команды, репортеры истолковывали это как признак неминуемой отставки. В еженедельной пародийной телепрограмме, где игроков «Барселоны» изображают куклы, ван Гааль предстает в виде груды кирпича, увенчанной шваброй вместо головы.
Целую неделю болельщики устраивали направленные против ван Гааля сходки перед входом на «Камп Ноу». Когда крики толпы становились особенно громкими, а выпады особенно злобными, ван Гааль прерывал тренировку и уводил игроков на другую, более отдаленную площадку. Посетив одну из этих сходок, я обнаружил там преимущественно мужчин среднего возраста. Они стояли за черными железными воротами и кричали в сторону поля, находившегося на расстоянии ярдов тридцати. Хотя их число не превышало двух десятков, шуму от них было немало. Звучали в основном оскорбления и нереальные требования по поводу изменения состава и стратегии игры. Поскольку они протестовали уже неделю и их требование увольнения ван Гааля, судя по всему, в скором времени должно было быть удовлетворено, ни команда ни средства массовой информации не уделяли им особого внимания.
Я решил поговорить с ними и подошел к невысокому крепышу в спортивной куртке и свитере. Он выкрикивал проклятья с такой скоростью, что я не успевал разобрать их смысл. Стоял не по сезону теплый день, и он то и дело вытирал носовым платком пот со лба.
– Чем вы так недовольны?
– спросил я его.
Крепыш вцепился рукой мне в предплечье, и было трудно понять, что означает этот жест - враждебность или расположение. В тот момент он, наверное, и сам этого толком не понимал.
– Мы так сильно ненавидим его, потому что очень сильно любим «Барселону».
Глава 9 Как футбол объясняет надежду ислама
I
Самый большой стадион Тегерана вмещает 120000 человек я и называется «Азади». Это название словно позаимствовано из оруэлловского новояза в романе «1984». В переводе оно означает «свобода», но на деле - нечто совершенно иное. После исламской революции 1979 года женщинам было запрещено посещать «Азади». Этот запрет не уникальное явление для Ирана, как и для многих мусульманских стран. Но дело в том, что Иран - это отнюдь не Саудовская Аравия. В последние десятилетия шахского правления иранских женщин не заставляли носить паранджу. Среди них были высшие правительственные чиновники, писатели, юристы и болельщики прекрасной игры.
При таком количестве людей, проходящих через турникеты «Азади», невозможно обеспечить соблюдение всех исламских норм и законов. Болельщики ругаются самыми что ни на есть запретными словами и затевают драки, которые не могут быть оправданы никакими положениями Корана. Некоторые из них гладко выбриты и одеты в подозрительно мешковатые костюмы. При ближайшем рассмотрении оказывается, что это вовсе и не мужчины. Рискуя подвергнуться суровому наказанию, тегеранские женщины проникали на стадион. Для этого они туго перетягивали грудь, надевали мужскую одежду и заправляли длинные волосы за воротник.
В эту группу поклонниц футбола входили дочери высокопоставленных религиозных деятелей - единственные женщины в Иране, имевшие реальное право голоса в управлении страной. По всей видимости, их жалобы затронули наиболее чувствительные струны в душах отцов. В 1987 году духовный и политический лидер страны аятолла Рухолла Хомейни издал фетву, в которой пересматривался закон, запрещавший женщинам наблюдать за спортивными соревнованиями. Он разрешил им смотреть футбол по телевизору, но оставил в силе запрет на посещение насыщенных тестостероном стадионов.
Но эти редкие проблески соломоновой мудрости не могли удовлетворить страсть иранских женщин. Как и все настоящие болельщики, они понимали, что телевизионная трансляция - плохая замена живому зрелищу. Следовало ожидать, что они все равно будут требовать возвращения на стадионы. Однако для такого смелого требования нужны были немалое мужество и подходящий повод. И то и другое обеспечила им иранская сборная по футболу в ноябре 1997 года.
Для того чтобы выйти в финальную часть чемпионата мира 1998 года, ей оставалось выиграть последний матч у сборной Австралии в Мельбурне. На протяжении почти всей игры иранцы лениво гоняли мяч по полю, словно правительство поставило перед ними задачу проиграть матч - из опасения, что торжества в Тегеране по случаю их победы могут выйти из-под контроля. Но за пятнадцать минут до финального свистка они будто очнулись от летаргического сна и забили два потрясающих гола. Впервые за восемнадцать лет после того как «боинг-747» вернул в Тегеран ссыльного аятоллу, Иран завоевал право участвовать в финале чемпионата мира.
Зная, что впавшие в эйфорию люди способны утратить благоразумие до такой степени, что дело может дойти до возведения баррикад, правительство сразу же взяло организацию празднеств в свои руки. Футбол уже начал проникаться духом нового, более либерального Ирана. За несколько месяцев до победы иранской сборной подобные настроения привели к власти президента-реформатора Мохаммада Хатами. Впервые в истории исламской республики сборную возглавил иностранный тренер, бразилец Вальдеир Виейра. Он носил галстук, который шахи в свое время сделали символом современного Ирана, а религиозные деятели затем отвергли как европейское заимствование. Многие воспитанные Виейрой игроки сделали впоследствии карьеру в европейских и азиатских клубах, явив многообещающие примеры взаимодействия Ирана с глобальной экономикой.