Как грустно
Шрифт:
— А в чем тогда проявляется его авантюризм?
— В чем угодно. Некоторым людям кажется, что удача у них всегда где-то рядом. Вот-вот, и схватят ее за хвост. — Ее рука шутливо изобразила в воздухе как это делается. — Некоторое время назад Гарри возомнил, что может играть на фондовой бирже. И в конце концов очень много спустил. А в последние два года выдумал себе новую идею. Решил разбогатеть на постмодерне. Покупает картины у малоизвестных художников, рассчитывая открыть нового Кандинского или, еще лучше, Ван Гога. Но за отсутствием ума и вкуса, собрал уже целую галерею мусора. Пытается найти
— Все это — не дешевое удовольствие, я полагаю.
— Не дешевое. Гарри нам с Сиднеем все уши прожужжал о последних приобретениях. Но я помню: и год, и полтора года назад он говорил то же самое.
— То есть, дело у него не двинулось?
— Конечно, нет. Но хуже, что он забрался в долги.
— Большие долги?
Неопределенное движение плеч показало, что слово «большие», применительно к деньгам, они могут понимать слишком по-разному.
— Во всяком случае не те долги, которые способен сейчас заплатить.
— Простите, Джулия, я должен представлять себе все до конца. Кредиты так просто не выдают. Как он сумел набрать значительно больше своих реальных возможностей?
Она иронически улыбнулась:
— В банках отлично знают, кто его брат.
Блейк потер лоб.
— Это сразу же заставляет меня задать новый вопрос. Такое поведение Гарри Детлога красивым не назовешь. По сути, он злоупотреблял как кредитор, к тому же, не мог не понимать, что ведет по отношению к брату грязную игру.
— Точнее не скажешь.
— Тогда второй естественный вопрос: Эрни Детлог был в курсе его злоупотреблений?
— Узнал об этом всего неделю назад. Перед отъездом в Европу, откуда он вернулся как раз вчера днем.
— Между братьями был конфликт?
— Нет. Но перед отъездом Эрни предупредил брата о серьезном разговоре, который состоится по его возвращении. А нам с Белтамом тогда устроил целый скандал.
— Причем здесь вы оба?
— Мы слишком давно вместе, Артур. Эрни кричал, что с нашей стороны было предательством, скрывать от него безобразия брата.
— Даже до такого дошло?
— Да, махал листком анонимного письма. Он сразу проверил сообщение «доброжелателя» и упрекал нас в том, что мы, зная все, держали его в неведении.
— А так и было?
Она неохотно кивнула.
— Но почему сам Детлог долго ничего не знал?
— Потому что те, кто мог сообщить такую информацию, позволяли себе говорить о Гарри при нас, но не при его брате. Мы люди определенного круга, Артур, и там своя этика.
Звонок прервал разговор, и Блейк, извинившись, взял трубку. А услышав взволнованный голос Макса, сразу насторожился.
— Патрон, очень неожиданные результаты ночной экспертизы! На рюмке с ядом, из которой отравился покойничек, нет вообще никаких отпечатков пальцев. Она, с внешней стороны, была тщательно вытерта. Как вам такое?! — И не стал дожидаться ответа. — Теперь можно не сомневаться, что кто-то заходил к Детлогу в эти десять минут. Не сам же он это сотворил после смерти.
— Любопытно, — умышленно равнодушным тоном ответил Блейк. — А звонки из его кабинета?
— На телефонной станции утверждают, что с данного номера никто в то самое время не разговаривал.
— Спасибо за информацию.
Он положил трубку и, еще раз извинившись, попросил свою гостью:
— А теперь, Джулия, о последнем человеке из вашей компании, которого вы называли…
— Сидней Белтам.
— Да, вот о нем.
Блейку показалось, что ее лицо посветлело. Или это глаза приобрели теплый оттенок.
— Сидней — выдающаяся личность, — проговорила она. — И всегда был таким, с первого университетского курса. — Потом улыбнулась, но не собеседнику, а чему-то внутри своей памяти. — Он всегда отличался, даже от самых лучших. Не только умом и способностями. Может быть, это человек нового мира, если такой когда-нибудь будет создан. Потому что у Сиднея невероятно высокие жизненные планки, ориентиры на сверхзадачи, вы понимаете? Кто-то из наших профессоров сказал, что у него потенциал нобелевского лауреата, и был, несомненно, прав. Но Сидней не захотел остаться в академической науке, решил уйти в практическую и экспериментальную фармакологию. У него превосходные идеи и разработки. В полном смысле слова, это наш мозг. Не исключено, что Сид станет создателем революционных лекарств, которые спасут жизни миллионам. — Опять немного странная, с нежным оттенком улыбка блеснула на ее лице. — Все что он делает, делает на отлично с плюсом. Как и в спорте, которым всю жизнь занимается. У него мастерский пояс по каким-то там восточным боевым единоборствам.
— Белтам тоже член совета директоров?
— Разумеется.
— А его отношения с погибшим?
— Дружеские были, как и у меня. Ну, и тесные рабочие, конечно.
— Никаких противоречий?
— Простите, Артур, — ему вдруг показалось, что она слишком поспешно полезла за второй сигаретой, — это наивный вопрос. В сложном и очень большом деле никогда не обходится без противоречий. Важно, как люди умеют их разрешать.
— Значит, все-таки были?
Она пустила дымок, и опять, показалось Блейку, немного внутренне напряглась.
— Были, как впрочем и у меня. Связанные с тем, что у каждого существовали собственные взгляды на перспективы развития концерна и на его рыночную ориентацию.
— Но последнее слово оставалось за Эрни Детлогом?
— Иногда он поддавался чужому мнению, — уклончиво произнесла она, — иногда нет.
Блейк, тем не менее, не стал уточнять.
— Спасибо, — поблагодарил он. — Теперь об очень важном. Кто является основным наследником капиталов покойного?
— Эрни не скрывал, что по завещанию — жена и брат равными долями. Что-то, как положено в таких случаях, выделялось на благотворительность, но это мелочь.
— А ваше мнение, патрон, о самой Джулии Паркер?
Машина уже находилась на полпути к вилле, и Блейк успел рассказать все о своей утренней встрече.
— Честно говоря, ничего сколько-нибудь определенного. Но ощущение такое, что она не слишком глубоко травмирована произошедшим. Держится совершенно спокойно.
— Вот-вот, точно также она держалась и вчера вечером, а остальные выглядели откровенно подавленными.
— Выглядеть — не значит быть, Макс.
— Так-то, оно, так…