Как хочется счастья! (сборник)
Шрифт:
– Что вы этим хотите сказать?
– То и сказать, что культуру она у нас в городке стала наводить.
– Но ведь это замечательно!
– Чего ж тут замечательного?
В это время в наш пустой до этого зал набилась масса народу. Какие-то мужчины в брюках от темных костюмов, а кое-кто и в пиджаках, без галстуков с распахнутыми у ворота рубахами, женщины – все уже в возрасте, в ярких платьях или тоже костюмах и плотных синтетических светлых блузах.
– Откуда это они? – поинтересовалась я.
– А конференция в администрации. Все из
– Но вы же мне сказали, что там обед?
– По времени – был обед. А по факту – вот, наверное, только сейчас начался.
Я смотрела на мужика и думала, как мне хочется треснуть его по начинающей лысеть башке чем-нибудь тяжелым. Столько времени из-за него потеряла!
– Да вы не волнуйтесь, главы тут сейчас все равно нет.
– А где же он?
– А он в Петропавловский район уехал. Там плотину после дождей третьего дня прорвало. МЧС даже приезжали.
– А вы откуда знаете?
– По радио передали. Еще с утра.
– Так что же вы мне раньше этого не сказали? – желание треснуть его по башке росло.
– Так он утром еще уехал. К вечеру приедет.
– Я не могу тут сидеть до вечера!
– А куда вам идти? – не понял мужичок.
Я хотела заорать, что у меня сегодня полно дел, что до сих пор не кормлен еще ребенок, и вдруг вспомнила, что мой ребенок в Москве, а дело у меня сейчас одно – вот эта статья. И идти мне действительно пока некуда. Я взяла себя в руки и допила уже остывший чай. Честно говоря, мне стал надоедать этот рассказ, и даже не сам рассказ, а тон мужичка – будто выучил параграф в учебнике, а корчит из себя мудрого и опытного педагога.
Как я поняла из окончания его рассказа, после приезда Лидия Васильевна пыталась организовать в клубе музыкальные вечера.
– Да кто будет на них ходить? – В голосе мужика сквозило то ли ехидство, то ли скрытое торжество. – Провалилась у нее эта затея. Повесила объявление о наборе в самодеятельность – опять никто не пошел! Мужики сами не хотят, бабам – некогда. Так и собрались вокруг нее два наших местных ч… удака на букву «м» да детишки. Ну, детишки, не жалко, пущай рисуют, а мужики – такие, что все над ними смеются. Дураки!
– Почему дураки? – Мне уже стало невтерпеж. Он будто странно давил на меня, нагнувшись ко мне костистой потной головой с редкими русыми волосами, хитроватым взглядом и всей посадкой фигуры, якобы доверительно ко мне наклонившейся.
– Как же не дураки? Конечно, дураки! – мужичок как-то тоненько, будто подавившись, захихикал. – Один там малахольный считает, что у него талант. Талант! – Водила поднял желтоватый сухой указательный палец и снова повторил: – Талант! Всю жизнь этот талант Тимкой кликали – и отец у него Тимофей, и дед – Тимофей, так он себя вдруг начал Гогой звать. Я, говорит, пишу, как Ван Гог. Стало быть – Гога. А Гога-то, между прочим, грузинское имя. А с Грузией у нас сами знаете, какие теперь отношения…
Я вспомнила картины на выставке, написанные широкими сочными мазками. Конечно, далеко не Ван Гог, но все-таки что-то в этих картинах было.
– А на Тимофея этот дурак теперь и не отзывается. Только небось у кассы, когда зарплату получает, закорючку свою по паспорту выводит. Его теперь жена родная, и та Ванькой кличет. А не покличет, он и не отзывается. А второй там придурок – еще почище первого.
– Тоже художник?
– Ага. От слова худо. Если тот у нас слесарь-механизатор, то этот вообще в школе работает. В одном лице физкультуру и астрономию преподает. У меня дочка в прошлом году у него училась, так говорит, что он часто уроки путает. То на физкультуре о планетах разговорится, то на астрономии весь класс поднимет и заставляет зарядку делать, будто они устали. Руками махать, как мельницами. А отчего рукам на уроке астрономии устать? Руки не головы…
Я видела, что мой собеседник ужасно злится, но все не могла понять отчего. Ревнует он все-таки, что ли?
Тем временем работники администрации поели. Задвигались позади меня стулья, пахнуло недорогими духами, послышался обрывок разговора про какого-то Кольку – женщины встали из-за стола и отправились к выходу. Несколько мужчин, все в темных брюках, продолжали сидеть сбоку от меня и о чем-то разговаривали. Кассирша картинно выплыла из-за кассы и поднесла им на подносе чай. Я заметила, что ноги она ради такого случая втиснула в туфельки на высоких каблуках, хотя до появления начальства сидела за кассой (мне было хорошо видно со своего места) в расхристанных босоножках.
Я почувствовала, что пора прекращать разговор. Бывшие соперницы в любви оказались теперь соперницами в бизнесе. Кого этим удивишь? Уничтожение капитала, снятие с должности – это всегда был один из самых распространенных видов мести. А мой рассказчик – просто сплетник. Я невольно усмехнулась.
– Ну, хорошо. Приехали. Мне уже пора. Спасибо, что привели меня пообедать, и спасибо за рассказ. – Я помолчала. – Скажите, а вы действительно меня ждали, чтобы это все рассказать?
– Некогда мне было ждать, – неожиданно сурово ответил мужик и отодвинулся. – К свояку жена велела съездить. Денег мы у него брали, так нужно было отдать.
– Деньги, – машинально поправила я.
– Что?
– Не важно.
Но он продолжал недоверчиво на меня смотреть.
– Вы сказали «денег», а нужно «деньги», – мне уже совсем не хотелось с ним разговаривать. – Другой падеж. Но не обращайте внимания. Сейчас все так говорят.
Он тоже помолчал.
– Я думал, вам интересно. А вы – падеж…
Я смутилась.
– Нет, правда, не обращайте внимания.
Мы вышли.
– Администрация вон там! – Он махнул рукой в сторону двухэтажного серого дома с флагом на мачте.
– До свидания, и еще раз спасибо.
Его рассказ был, конечно, бесполезен. Для газеты это не годится. Если вдруг, правда, когда-нибудь потом… Я вытащила кошелек.
– Скажите, а сколько я вам все-таки должна?