Как хорошо быть генералом
Шрифт:
Скажете, это не семья? Скажете, все трое просто добрые соседи по квартире, а не муж, жена, сын? Скажете, муж и жена - одна сатана?..
А Истомину, как ни странно, нравился сей мощный разгул демократии, нравилось их "общество семейных свобод". Почему? Да потому, что такой порядок не требовал к священной жертве хрупкую нервную систему Истомина, не изнашивал ее.
Помнится, Татьяна Васильевна поначалу попыталась объединить уставы, выработать общий - _семейный_. Но год ухаживания лучше всяких доводов убедил Истомина в бессмысленности этого сложного тягостного мероприятия. Ведь как было бы: нарушил общий устав - преступник,
А сейчас он ехал и размышлял: правоту ли?..
В своих работах - особенно публицистических - он вовсю отстаивал иную правоту: он писал о крепких и дружных семьях, где все общее - и горести, и радости, где каждый живет заботами каждого, где никто ни о какой суверенности слыхом не слыхивал, не исключено - понятия такого не знает.
Естественно возникает вопрос: когда писатель искренен - в своих книгах или в своей жизни?
Что вернее: слово или дело?
Существо по имени Финдиляка, а вернее - ее создательница, как мы уже слыхали, заявило, что Истомин совсем не знает жизни, что его книга сплошное самолюбование. Что скрывать, Истомину нравилось быть добрым мудрецом.
Нравилось - быть?
А не вернее ли - _казаться_?..
Он умел казаться мудрым и всепонимающим, и вот что забавно: люди ему верили. Люди писали ему искренние письма, спрашивали совета: так ли они живут, верно ли? Впрочем, он на письма не отвечал: ответишь на одно остальные, как из мешка, посыплются, а к чему ему лишние хлопоты? Но льстило ему, ох как льстило признание читателей, козырял он при случае этими письмами: знай, мол, наших!..
А вот хозяйка Финдиляки Истомину не поверила и уехала на остров Шикотан. А книгу снесла в букинистический и вернула себе кровные восемь гривен: деньги хоть и малы, а все нужнее в хозяйстве...
Но как тогда объяснить нелогичную для Истомина выходку с трактористом?.. Да чего ж ее объяснять, коли она нелогичная? Но нелогичный поступок тоже поступок, а это автора радует: способен, значит, его герой на эмоции...
Как же растянулась для Истомина дорога от Москвы до Ярославля: не на три сотни километров, а на добрых двадцать лет жизни! Что же, спрашивается, случилось с бедным Истоминым? Не иначе - воздух на той дороге особенный, с неизвестными науке химическими вкраплениями. А может, случилась здесь какая-никакая флуктуация, редкое физическое явление, а говоря проще, очевидное-невероятное. Очевидное: для всех прошло несколько часов. Невероятное: для Истомина, как для карлика Носа из сказки Гауфа, промчалось много лет...
Может, так, а может, иначе. Не нам решать; на это поумнее головы есть.
И уже звонили над городом Ростовом Великим знаменитые колокола: то ли в честь торжественного вступления писателя Истомина в городские владения, то ли киностудия "Мосфильм" снимала очередную киношку из прошлой жизни. Басом раскатывался могучий "Сысой", повыше вторил ему тысячепудовый "Полиелейный", звонко частил красавец "Лебедь", и нахально перебивал их мелкий "Баран". Плыл в горячем воздухе красивый малиновый звон.
Хотя почему малиновый? Почему не вишневый?.. Истомин ответа не знал, да и не слишком волновали его сейчас колокольные разговоры. Лишь с усмешкой отметил он про себя: а не по нем ли звонит колокол, как наказал считать иностранный классик? По нем, по Истомину, по жизни его, славно обустроенной, лихо несущейся, как "жигуль" по дороге Москва - Ярославль.
Но хотелось есть.
Истомин вышел из машины и спросил проходящего мимо военного человека, майора по званию, где здесь пункт питания типа "ресторан". Майор ответил в том смысле, что рядом, мол, два шага, за углом направо.
Туда и направился пехом Истомин, вкусно представляя, как закажет сейчас фирменное ростовское блюдо "котлету по-киевски" и целый графин опять-таки фирменного напитка "Ростов Великий", то есть водопроводной воды с малой дозой клубничного сиропа. Истомин гурманом себя не числил, все это его вполне бы устроило, но не тут-то было! Автор, оказывается, не ошибся, предположив, что колокола работали на отечественное кино: и впрямь в городе заезжие московские мастера лудили нетленку.
Автор считает необходимым расшифровать вышеприведенное словосочетание. Оно означает: создавать высокохудожественное произведение искусства, которое, несомненно, останется в памяти на долгие-предолгие годы. Словосочетание общеупотребительное, широко бытующее в среде творческой интеллигенции...
Судя по костюмам артистов и по вывескам, украсившим оккупированную киношниками часть Ростова, действие будущего фильма происходило в конце прошлого или начале нынешнего века. Мужчины бродили в поддевках, косоворотках и сапогах в гармошку, иные - в визитках или казенных суконных мундирах, дамы щеголяли в длинных, до земли, платьях и шляпках с вуалью. На ресторане, помещавшемся в действительно старом двухэтажном особнячке, висела шикарно сделанная вывеска: "Савой. Ресторанъ г-на Р.Крейцеръ".
Уж не тот ли это Крейцер, который сочинил сонату, подумал Истомин и решительно рванул сквозь оцепление из осветительных приборов прямо в гостеприимные объятия г-на Р.Крейцера. Впрочем, приборы не светили, артисты праздно шатались, в творческом процессе явно наметился перерыв, поэтому никто Истомина не задержал, и он беспрепятственно проник в ресторан.
В ресторане было скучно, современно-модерново и абсолютно голо. Черта с два поешь, решил Истомин, по случаю съемок объявлен разгрузочный день... Но надежды не потерял и прямым ходом, мимо официанток, лениво за ним проследивших, порулил к тайной двери рядом с кухней, где, как он подозревал, содержалось ресторанное начальство.
Начальство оказалось на месте, оно сидело за столом, заваленным счетами, накладными и прочими нужными бумагами, и - о радость!
– читало книгу.
Надо ли объяснять, что писательское удостоверение Истомина распахнуло ход к сердцу ресторанного начальства? По мнению автора, не надо, ибо и так ясно: активный читатель всегда поймет голодного писателя. Короче говоря, через пять минут Истомин уже сидел за служебным чистым столом и заказывал официантке котлету и напиток.
Он бы и граммов сто другого напитка себе заказал, но впереди ожидалась дорога, а Истомин высоко чтил, как мы уже отмечали, правила дорожного движения. И потом: его ждали в цирке, а имеет ли право судить других человек, от которого... э-э... пахнет!.. То-то и оно!