Как хорошо быть генералом
Шрифт:
В книжном магазине было прохладно и пусто, две пожилые продавщицы маялись от безделья и на Истомина посмотрели со здоровым любопытством: что он здесь потерял, гость явно заезжий! Не думает ли он по московской наивности выцыганить у них дефицитного Ж.Сименона или не менее дефицитного Ю.Семенова? Как же, ждите, в Переславле-Залесском своих книголюбов пруд пруди...
Но Истомин знал, что ни Сименона, ни Семенова он тут не найдет: не вчера родился. Он сразу порулил к полке с букинистическими книгами, потому что не раз случалось: отыскивал он на таких полках какой-нибудь милый поэтический сборничек, пропущенный им в столичной суете, или потрепанный журнал с хорошей повестухой, или непроданную книжку брата-писателя, что немало способствует подъему настроения. Вот и сейчас рылся он в пропыленных изданиях и вдруг напоролся на собственный сборник рассказов и очерков, изданный в прошлом году под броским названием "Днем с огнем". Название это было навеяно анекдотом про Диогена, который ходил среди бела дня с зажженным фонарем, искал человека. Истомин, значит, тоже, как древний философ, искал человека среди людей, определял его нравственные параметры, вовсю проверял моральным кодексом.
Тот грустный факт, что сборник кто-то прочел и поспешил сдать, несколько расстроил Истомина, хотя в отличие от многих собратьев по перу он не шибко обольщался собственной якобы вселенской популярностью, не очень верил всяким рецензиям, не считал, будто его книги поклонники рвут на части. И все же, и все же...
Под пронзительными взглядами продавщиц - что это так завлекло варяжского гостя?
– он перелистал книгу и обнаружил в ней массу пометок, сделанных на полях толстым синим фломастером. Пометки читались буквально так: "Ха-ха!", "Вот те раз!", "Чушь собачья!", "Брэд" - через "э" оборотное. Но имелись и более гуманные: "Здраво!", "Ничего...", "Умеет думать!" Были и непонятные: "Козел!", "Прачечная", "Лена. 17-23-11". А в самом конце, на чистой последней странице была нарисована веселая хохочущая рожица - с носиком-пятачком, с чернильными точками веснушек, с двумя бантиками на макушке. К рожице были приделаны длинные тонкие ножки в больших ботинках с загнутыми носами, и все это венчала игривая надпись: "Финдиляка". Возможно, это был портрет автора пометок. А возможно, он так представлял себе автора книги. Но, с другой стороны, Финдилякой могла оказаться любимая женщина обладателя синего фломастера.
Гадать было бессмысленно, требовался поступок.
– Платить вам?
– спросил Истомин любознательных продавщиц, протягивая им книгу и кровный металлический рубль.
– Нам, - сказали продавщицы хором, одна взяла рубль, а другая книгу, обе внимательно рассмотрели ее, ничем своих чувств не выдали, одна отсчитала Истомину сдачи двадцать копеек, а другая завернула книгу в бумагу и протянула с вежливыми словами:
– Спасибо за покупку, приходите еще.
– Это вряд ли, - сказал Истомин, взял книгу и вышел.
Честно говоря, он толком не знал, зачем ее купил. Вот разве что из-за пометок, чтобы на досуге изучить каждую, понять, к какой именно строчке она относится, увидеть за пометками неведомого читателя... Не исключено... Но настроение Истомина - и так неважное с самого начала, да еще подпорченное встречей с трактористом Валерой - совсем скатилось в минусовую область, замерзло там и съежилось.
По ритуалу полагалось прошерстить магазины "Обувь", "Галантерея трикотаж", "Детский мир" и "Хозтовары"; но Истомину не хотелось толкаться у прилавков, бездарно тратить деньги, а решил он пройтись прогуляться, прошвырнутся по местному Бродвею, являющему собой часть магистрали Москва - Ярославль. Тем более что малость в стороне виднелся некий худосочный скверик, со скамейками, в этот дневной час не занятыми любителями народной игры в домино.
Истомин шел к скверику, ни о чем не думал, загребал мокасинами переславль-залесскую пыль, вот уже добрался наконец до липово-кленово-тополиной аллеи, как вдруг что-то выпало у него из-под мышки, где зажата была ценная для автора, но уцененная до восьмидесяти копеек книга. Выпало что-то и покатилось впереди, подымая облачко пыли.
Никак сдача, подумалось Истомину, никак двугривенный.
Но то был никакой не двугривенный, а нечто вроде апельсина, только синего цвета, - круглая голова на тонких длинных ножках в огромных ботинках с загнутыми носами. Голова приплясывала на ножках, кривлялась, радостно улыбалась и покачивала синими бантиками.
Автор полагает, что умный читатель уже догадался, что это был не кто иной, как вышеупомянутая Финдиляка. Истомин сразу решил, что она похожа на героиню какого-то мультфильма, на весьма добрую и конечно же положительную героиню: такая она была веселая, непоседливая, озорная на вид.
– Привет, Финдиляка, - сказал он.
– Здрасьте, дяденька, - пропищала Финдиляка.
– Что это вы такой грустный?
– Заметно?
– Еще как!
Истомин плюхнулся на облезлую садовую скамейку, а Финдиляка устроилась верхом у него на коленке - этакий синий апельсинчик с ногами, существо фантастическое, не исключено - инопланетянин, загадочный обитатель неопознанного летающего объекта, незримо присевшего в окрестностях Переславля-Залесского.
Истомин, помнится, будучи в городе Париже в творческой командировке, смотрел нашумевший фильм про несчастного инопланетянина, гонимого взрослыми и обогретого лаской ребенка. Так тот, из фильма, вполне мог назваться дальним родственником Финдиляки: что-то у них общее было...
А что, собственно, общее? Только одно: никого из них в природе, в реальности, не существовало. Так, мираж, зыбь, пустая игра прихотливого воображения...
– Ты инопланетянка?
– глупо спросил Истомин.
– Хорошо бы!
– погрустнела Финдиляка.
– Тогда бы я прославилась... Нет, дяденька, я просто рисунок. Смешной, верно?
– И она опять заулыбалась в полрожицы: настроение у нее менялось мгновенно.
– Смешной. Кто нарисовал?
– Одна тетенька.
Вот тебе и раз! Значит, автор пометок на полях - женщина... Истомин еще больше расстроился: ладно бы мужик изгалялся - чего с него взять?
– но женщина... Пренебрежение женщин Истомин переносил куда болезненней.
– Молодая?
– Что считать молодостью?
– философски заметила Финдиляка.
– Вот ты, например, молодой?
– Средних лет симпатичный мужчина, - похвастался Истомин.
– Ой-ой-ой, симпати-ичный...
– иронически протянула Финдиляка, задрала ногу и почесала ею голову в районе банта.
– Хвастунишка... А тетенька помоложе. Красивая-а-а!..
У Истомина появилось жгучее подспудное желание познакомиться с красивой молодой тетенькой.
– А она местная?
– вроде бы невзначай поинтересовался он.
– Была местная. А потом уехала работать на остров Шикотан.
– А-а-а, - малость разочарованно пропел Истомин.
– Чего ж она с книгами так обращается?
– Как так?
– Рисует на них. Слова всякие пишет.
– Не знаю, - помотала головой Финдиляка.
– Понравилась, наверно. Или не понравилась... Да нет, скорее она о книге вовсе не думала, иначе бы меня не нарисовала.
– Какая связь?
– не понял Истомин.
– Для нее - прямая. Она меня рисовала всегда, когда чему-то радовалась. Обрадуется и нарисует. На бумажке, на книжке, на песке. Или на зеркале помадой. Но ты не расстраивайся: наверно, она твоей книжке обрадовалась.