Как изгибали сталь
Шрифт:
Внешне законопослушные люди, с сочувствием говорившие об интернационализме, подчинялись своим местным законам и следовали родовым традициям. Преступник мог сколько угодно долго скрываться в своем племени, и никто его не выдавал. Но, если он совершил преступление против своего племени, то никакая милиция его не могла спасти. Калым был порицаемым, но повседневным обычаем в сельской местности. Покупка водительских прав и партийных билетов были обычными. Дело доходило и до анекдотов.
При обмене партийных документов году в 1974-м вдруг выяснилось, что первый секретарь райкома КПСС в поселке, где стояла наша часть, никогда в партию не вступал, приобрел билет и продвинулся по служебной лестнице до первого лица района. Скандала большого не было, зачем сор из избы выносить. Из партии его исключили, хотя он в нее не вступал, но все равно остался одним из самых уважаемых людей в районе.
С каким сожалением я читал новости из этой республики, ставшей удельным владением бывшего партийного бонзы. Люди были низведены до уровня дехкан, которые были во времена Ходжи Насреддина. И пришедший ему на смену личный стоматолог хана многого не сделал для улучшения жизни людей. Главное, репрессиями люди доведены до того, что готовы отдать жизнь за тирана, лишь бы не были репрессированы родственники.
У дороги старик,Старый ватный халат,Все от солнца горитИ в руке пиала.Рядом дети играют в пыли,Видно в гости приехал кочевник-кумли.Сын текинский ковер расстелилИ соседи с собой, кто что мог, принесли.Эй, начальник-урус,Выпей с нами кок-чай,Уважаем мы Русь,Ты по ней не скучайЯ попил с ними чайИ сказал им – рахмат,Старика я встречал,Ехал он в Ашхабад.Служба всегда начинается с жилья. Бездомный офицер – офицер наполовину. На службе он думает, где будет сегодня ночевать и что есть. Дома думает, какие задачи на завтра. Не служба, а сплошное преодоление тягот и лишений военной службы. К приезду жены мне выделили комнату размером три на четыре метра в офицерском общежитии. Общежитие находилось в бывшей капитальной конюшне, оставшейся ещё со времен генерал-адьютанта Куропаткина, впоследствии «отличившегося» во время русско-японской войны. Кстати, и клуб части размещался в этой же бывшей конюшне. Так мы прожили полгода. Но как говорят – не было счастья, да несчастье помогло.
В то время какой-то теоретик из Московского пограничного округа (в армии – это Арбатский военный округ), ограниченного пределами Садового кольца, не служивший в строевых частях, придумал теорию сменной охраны границы. Нам ещё в училище пытались вдолбить прелести этой системы охраны границы, но, то ли по дурости нашей, то ли ум все-таки присутствовал в свежих курсантских головах, эта теория нами не была понята и не была принята.
Суть её заключалась в том, что три месяца застава охраняет границу, а затем передает охраняемый участок и выезжает на зимние квартиры для боевой подготовки и прочее. Через три месяца снова происходит смена застав. Таким образом, для реализации теории нужна двойная численность пограничных войск. Кроме того, если в квартире и на огороде (условно назовем так участок пограничной заставы) часто меняются хозяева, то порядка не жди.
Застава – это отдельное хозяйство и частая смена только начальников, а не всего личного состава, неблаготворно сказывается на его состоянии. Личный состав плохо знает участок. Иногда для проверки начальники застав бросают кусочек бумажки куда-то, а солдат сразу отмечает это, так как все изменения знакомого участка видны сразу. Привыкаешь к участку, перерыв, снова привыкание. Это не дело.
Новая теория была принята на самом верху в качестве заботы о личном составе и совершенствовании охраны границы. Были выделены огромные средства. Развернулось строительство казарм и домов офицерского состава на двойной комплект погранвойск. Хорошо, что только в нескольких частях для эксперимента. К моменту сдачи квартир теория была раскритикована и отвергнута. А квартиры и казармы остались. Такой простор личному составу и не снился. Ну, и офицеры все были обеспечены квартирами.
Квартиры строились только трех– и четырехкомнатные с изолированными комнатами, ставнями-жалюзи, огромными лоджиями с выходом из кухни и из зала. Мне, пока бездетному, была выделена трехкомнатная квартира. Вещей было немного. В одной комнате стояла только стиральная машина. Стратегический просчет обеспечил приличными квартирами семьи офицеров. Нашелся бы в наше время такой же головотяп, чтобы сейчас обеспечить квартирами офицеров, продолжающих службу и находящихся в запасе.
Начало службы в качестве офицера управления пограничного отряда обязывало ко многому. Многие офицеры пограничных застав годами горбатились на линейке (на линейной пограничной заставе), чтобы в качестве поощрения перед поступлением в академию или увольнением в запас быть переведенными на штабную работу.
Даже такой момент можно считать характерным для штабного офицера того времени. Перед окончанием училища мне почему-то вдруг понравились сигареты «Прима» алма-атинской табачной фабрики. Уже будучи офицером, я продолжал курить «Приму», не считая это чем-то зазорным. Через месяц службы я был вызван к своему начальнику, и мне в очень мягкой форме было рекомендовано сходить в войсковой магазин и выбрать себе сорт сигарет с фильтром, соответствующих моему нынешнему служебному положению. Просьба должна исполняться быстрее и четче приказа. Я купил пачек десять сигарет с фильтром: болгарских, югославских, наших и, в конце концов, остановился на болгарской «Варне».
Магазины были завалены импортными товарами. В Туркестане мало чего производилось собственной промышленностью, поэтому недостаток местных товаров заполнялся импортом, получаемым за нефтедоллары. Все страны СЭВ (Совета экономической взаимопомощи, то есть страны социализма) были представлены здесь своими товарами.
Привоз товаров – событие равноценное приезду заморской оперной звезды. Очереди занимались с вечера, ночью ходили и отмечались, так как лучший товар доставался только тем, кто в очереди впереди и номенклатуре – командованию отряда – на всех хорошего не хватало. Тоже и со свежими продуктами. Деньги старались готовить ровно столько, сколько все стоит, так как требовать сдачу у местных продавцов считалось неприличным. Это и сейчас не выветрилось как в Туркестане, так и в Захребетье. Если человек требовал сдачу, то ему отдавали её как подаяние. Зато продавцы ездили на «Жигулях», являвшихся тогда редкостью и предметами роскоши, а не средствами передвижения.
Еще пару слов об автомобилях. Не каждому он был по карману, но если даже был по карману, то не так-то легко его было купить, особенно в Туркестане, где за все нужно было приплачивать и переплачивать.
Помню, на третьей нашей комендатуре в поселке Душак один житель купил «Жигули» и ездил по поселку, высунувшись чуть ли не наполовину из окна автомобиля, махая всем рукой и крича восторженно:
– Эй, я машину купил!
Так он проездил примерно с полчаса, пока не врезался в столб, который внезапно выскочил перед ним. Слава Аллаху, что живой остался.
О том, чтобы офицер владел личной автомашиной, об этом не могло быть и речи. Как так? А кто будет службой заниматься? А вдруг офицер задумает куда-нибудь поехать, куда только номенклатура ездит?
На той же третьей комендатуре был один заместитель коменданта, который с помощью родственников все же купил себе автомашину «Жигули». Сразу про него стали распускать слухи, что деньги на машину он собрал, продавая святую воду из источника Хаджи-Баба, что на заставе «Келат». По червонцу за флягу воды. Вот и насобирал. Вранье, конечно, но нужно было убить в зародыше желание других офицеров купить себе автомашину. А тут и новый автовладелец сыграл по-крупному и не в свою пользу.